Радужное тело и воскресение. Духовное достижение, растворение материального тела и случай Кхенпо Ачо

Одно из великих прозрений некоторых созерцательных традиций, которое согласуется с современной феноменологией и экзистенциализмом, состоит в том, что внутренние переживания человека находятся в непрерывном движении и что невозможно говорить о человеческой жизни, совершенно лишённой психосоматических колебаний. Поэтому древнее утверждение Патанджали о том, что «йога – это прекращение ментальных колебаний» (cittavrttinirodha),

на самом деле может быть иллюзией даже для людей, которые практикуют в этой традиции, особенно если прекращение понимается как постоянное. Даже если человек войдёт в продолжительное состояние самадхи (как в случае Гампопы, например в его встрече с Миларепой), это состояние кончается, и человек снова должен погружаться в реалии общинной и социальной жизни. Он также должен справляться со своими мыслями о таких переживаниях, и такое сражение часто составляет истинный путь к мудрости, на котором «я» постепенно разрушается настоятельным открытием внутренней свободы. В контексте нашего исследования особенно интересно, что те созерцательные традиции, которые признают, что колебания и движение суть проявления высшего сознания на человеческом уровне, – это те традиции, которые считают телесные превращения набором знаков, подтверждающих духовное достижение. Орудие достижения, такого как воскресение или тело света, неотделимо от самого достижения.

Но рассказ можно рационализировать: на субъективном уровне достижение оценивают прежде всего в диалоге между гуру и учеником; телесные признаки упорядочивают, и в этот оценивающий диалог включается более обширное сообщество. Поэтому буддийские жизнеописания выражают надежду, что реализованный мастер оставит после себя реликвии, чтобы укрепить духовную практику сообщества. Считается, что появление реликвий как посмертного знака плохо согласуется с проявлением полного растворения тела – которое само есть высший знак внутреннего достижения. По этой причине некоторые мастера дзогчен учат, что практикующий, который принимает учеников, не достигнет полного растворения тела, но оставит реликвии на благо учеников, которые будут жить после него (неё). Полное растворение обычно наблюдается у людей, которые практиковали усердно и втайне. Таких людей часто считали маргинальными, необразованными, неперспективными и даже эксцентричными. В их случае растворение тела после смерти – ответ на вопрос «Как он закончил?» в его циничном смысле.

Однако в случае Кхенпо Ачо и в нескольких других недавних инцидентах отсутствие реликвий после смерти казалось элементом истории о достижении в контексте политической ситуации оккупированного Тибета – с разрушением монастырей и ретритных центров, навязыванием материалистического мировоззрения и маргинализацией адептов буддизма, наряду с маргинализацией культуры, религии и общества. Приниженный таким образом практикующий может показать полное растворение тела, чтобы дать надежду в, казалось бы, безвыходной ситуации; факт остаётся фактом: глобальные объяснения стоит понимать гибко, а не как неотвратимые истины. По этой причине в своей методологии мы допускаем повествования и устные истории, каждая из которых обладает внутренней полнотой, даже если сопровождается мандалой конкретного сообщества дискурса и веры. Каждый святой неповторим; каждое жизнеописание святого всегда неповторимо, если оно хранит верность святому и процессу его канонизации в конкретной традиции. На самом деле «традиция – это мир», как хорошо говорит Л. Лхалунгпа в своём переводе биографии Миларепы⁵⁰⁴, однако следует помнить, что любой мир традиции – это развивающийся процесс. Передавать учения – значит поддерживать их жизнь в несводимо-уникальной жизни тех, кто передаёт, и тех, кто получает, практикует и перенимает их.

Комментарии Обейсекере о Платоне ещё больше помогают нам в критике чисто «рационалистического» подхода к смерти и сопутствующим ей историям.