Радужное тело и воскресение. Духовное достижение, растворение материального тела и случай Кхенпо Ачо

…Платон не стремился никого обратить, но адресовал своё послание людям, готовым слушать, то есть в основном членам своей академии. Тем не менее, как и нам, ему приходилось убеждать своих слушателей и собеседников соглашаться с ним, и, подобно Будде, он делал это в форме беседы-диалога с персонажами, которые играли роль стратегических собеседников. Но в отличие от всех других мыслителей, с которыми мы имели дело, учения Платона о перерождении черпали свою силу из человеческой способности Разума. Я хочу противопоставить этот обожествлённый Разум греческого Просвещения «буддийскому Просвещению», где разум занимает лишь второе место. Все формы буддизма признают различие между условными и высшими истинами (пали: саммути-сакка и

параматтха-сакка); высшие истины постигаются посредством проникновения (пративедха)

, то есть посредством медитационной аскезы, а не разума⁵⁰⁵.

Эта важная идея, противопоставляющая буддийские методы достижения истины платонической опоре на разум, выражает одну из важнейших линий разлома в истории западной философии. Созерцательный подход к осуществлению полного потенциала человека был известен и на Западе. Безусловно, мы находим его у Плотина и в его школе, в различных воплощениях манихейства и монашеском христианстве. Великий спор между св. Бернаром Клервосским и отцом схоластики Пьером Абеляром – переломный момент в западной мысли, который сохраняет влияние на протяжении девяти веков. По сути, проблемные аспекты некоторых западных толкований буддизма (на которые указывает Обейсекере), похоже, своими корнями уходят глубоко в этот спор.

Например, буддийский термин catur-arya-satya

обычно переводят как «Четыре благородные истины», то есть переводят средний термин arya как прилагательное, а не существительное. На самом деле это существительное, которое описывает конкретный тип людей, «благородных», необязательно представителей арийских племен в Северной Индии, но, скорее, тех практиков медитации, которые открыли высочайшую духовную истину, следуя учениям Будды и применяя их в конкретном виде медитационной практики, которую Обейсекере называет аскезис (греч., «дисциплина» или «обучение»). Таким образом, четыре истины – это то, что благородные открывают через аскезу; подлинный смысл четырёх истин (о страдании, причине страдания, избавлении от страдания и восьмеричном пути, который ведёт к освобождению) открывается только тем, кто глубоко и усердно медитирует. Только такие люди – «благородные», или святые. Таким образом, самое сердце буддийской сангхи составляет особая элита, идентичность которой строится на созерцательной практике и достижениях. Одно лишь понимание слов, используемых для изложения Четырёх истин, никоим образом не делает человека одним из благородных. Споры о значении, логической связности утверждений и грамматической структуре не делают человека арьей. И даже изложение подробного анализа способов познания истин не делает его арьей. Лишь духовное достижение, с его разными степенями (вступивший в поток, однажды возвращающийся, архат и т. д.), делает человека благородным.

Подобным образом, согласно св. Бернару, связное диалектическое изложение смысла различных библейских и богословских утверждений может помогать в понимании языка, используемого церковью, чтобы направлять верующих к спасению, но само такое изложение не даёт говорящему спасения. Лишь долгие часы созерцательной молитвы, литургической молитвы, lectio divina (чтения писаний), покаяния (аскезы) и физического труда в течение многих лет преданного монашеского служения раскроют истинный смысл христианского спасения и освящения.