Рассказчица

Днем фрау отправила меня на рынок за покупками на неделю. Была у овощного прилавка, когда вдруг раздался громкий звук, будто выстрел. Я повалилась на землю. Это просто поддон упал, но я оцепенела, потом затряслась как осиновый лист. Какая-то женщина опустилась мне помочь, но я едва ли ее слышала, так громко звенело у меня в ушах. Когда же это кончится?

27 февраля, 1920

Сегодня в Веддинге развязалась драка. Шульцы обсуждали за завтраком.

Это на нее не похоже, но фрау отпустила меня на остаток дня. Днем гуляла в Тиргартене. Снег напомнил мне о доме.

Волнуюсь за Анну.

28 февраля, 1920

Увидела в метро газету. Появилась новая политическая партия, или старая сменила название. Один из ее лидеров произнес речь в пивной в Мюнхене. Я политику не переношу, но люди беспокоятся. Вижу это по фрау и герру Шульцам.

– Гитлер, – говорит Эван. – Это она о Гитлере.

– Черт, – говорю я.

Конечно, я помнила, в какое время это все происходит, но только сейчас осознаю, что скоро ждет не только Анну, но вообще всех. Не только ее мир совсем перевернется.

– Видишь? – спрашиваю я. – Хронология не ломается. Если бы это Анна прыгнула, двадцать восьмого записи бы не было. Да и всего дневника после, может быть… Это не наша Анна, – говорю я, переполненная облегчением.

– Это не наша Анна, – соглашается Эван. – Но в том-то и дело – это не наша Анна. У нас снова нет улик, кроме дневников. И зачем ей хранить эту вырезку из газеты?

– Если бы кто-то оказался в психбольнице, утверждая, что он – это ты, тебе не было бы любопытно?

– Было бы.

– Не хотелось бы это изучить?

29 февраля, 1920

Газета из метро. Принесла ее домой показать Йоханне, она старается следить за новостями со всей страны.

Волнуюсь за Анну. Не видели ее уже три дня, кровать так и не застелена. Йоханна говорит, не надо беспокоиться, она просто нашла ухажера, но я боюсь, что тот злодей Волков ее нашел.

Первое, что я решила сделать, – проверить газету, которая со вчерашнего дня лежит у меня посреди стола, но на глаза мне тут же попалось это: «Девушка утверждает о родстве с царской семьей». Заголовок маленькой заметки на третьей странице.

Появилась девушка, которая может быть моей сестрой! Неужели правда?! Все эти месяцы, что я рыдала и стискивала зубы, страдая, что спасли только меня, но неужели нет? Вернер взял с меня слово хранить молчание – может, он сам что-то скрывает, не дает нам встречаться ради нашей же безопасности? Завтра выясню. Пойду в Елизаветинскую больницу и потребую встречи. Точно!

Твоя А.

Когда Эван читал статью, мне не пришло это в голову, но ведь девушка сказала, что она – одна из княжон Романовых, а не именно Анастасия. Возможно ли, что выжил кто-то еще? Но другое тело, которого недоставало, должно было принадлежать Алексею…

В дневнике осталось две страницы, две страницы узких и тесных строк.

1 марта, 1920

Дорогой дневник, судьба не перестает меня удивлять.

Утром я пришла в психиатрическое отделение Елизаветинской больницы, чтобы взглянуть на несчастную, которую вытащили из канала. Встретившая меня медсестра сразу отнеслась ко мне скептически.