Рассказы от первого лица

– Я хочу, чтобы в моем доме было чисто как в музее и вкусно как в ресторане. Мы оба будем свободны до крайности, мы будем много заниматься творчеством и любовью.

От последней фразы моя рука дрогнула и линия, которую я тщательно выводил на бумаге, уродливо искривилась. И Ксюша, еле заметно, вздрогнула. Думаю, к тому моменту мы оба уже думали о совместной плотской любви.

Я говорил еще много всяких надуманных глупостей, чтобы просто помучить ее, зная о ее неуверенности в себе, излишней рефлексии. Я хотел нащупать в ней камень, хотел, чтобы она подняла на меня дерзкие глаза и спросила: «А что ты взамен? Что ты можешь? Что ты из себя представляешь?»

Но она молчала, и я спрашивал, опять же зная, что мой вопрос измучает ее:

– А чего же хочешь ты, Ксюша?

Ксюша краснела когда речь заходила о ней. Она бы промолчала, но на прямой вопрос было нельзя, и она это знала.

– Я хочу разбогатеть.

Признаться, ей удалось меня искренне удивить, я даже отложил свое занятие и посмотрел на нее. Она сидела на кровати в пару метрах от моего стула. Стул был выше кровати, поэтому я смотрел на нее сверху вниз, и мне это нравилось.

– Ты когда-нибудь жила богато?

– Нет.

– Тогда и не начинай.

Бедная Ксюша. Думаю, она доверила мне свою тайну. А я опять над ней насмехаюсь. Где же придел ее терпения? Будет ли бунт?

И бунт последовал, и им тоже Ксюша меня удивила. Она перестала приходить. Я ждал ее каждый вечер, наверное, с неделю. Несколько раз за это время я видел ее из окна своей квартиры – значит, она никуда не уехала, просто перестала приходить. Потом прошла еще неделя, и я встретил ее сестру в магазине у дома.

– Привет, Лена.

Лена была младше Ксюши на год, но она была повеселее, пободрее, посимпатичнее.

– Привет – улыбнулась она.

– Ксюша у меня книгу брала, она мне срочно нужна, передай ей.

Лена кивнула. Но было понятно, что она знает, что Ксюша у меня ничего не брала, и нужна мне не книга. Я понял – Ксюша с ней секретничает. Лена стала мне резко неприятна.

Ксюша так и не пришла. Теперь я часто смотрел в окно. Помучившись еще немого, я решил забунтовать в ответ. Я решил забыть ее. И у меня даже начало получаться, но по вечерам, за мольбертом, в тишине мне все равно было тоскливо. И я начал включать музыку. Но красивая, инструментальная – она больно отзывалась во мне, и Ксюша в моей голове, окруженная этой музыкой была феерично красива, грустна и мне необходима.

И однажды встретив у подъезда Лену, я не сдержался.

– Привет – остановил я ее.

– Привет – улыбалась она мне снова. У меня возникло плохое предчувствие, но я подавил его в себе и сказал:

– У твоей сестры личная жизнь появилась?

А вот у Лены был тот дерзкий взгляд, которого я так ждал от Ксюши. Она меня им и одарила.

– А что? Ты думаешь, на тебе свет клином сошелся что ли?

Она гордилась своим выпадом. Повернулась и ушла. Я смотрел на удаляющуюся Лену и ненавидел ее. И решил вернуть Ксюшу хотя бы просто назло ей.

И я ее вернул. Просто постучал в ее дверь вечером того же дня, когда встретил и возненавидел Лену, и сказал – «пошли в гости».

Ксюша снова стала приходить по вечерам. Но во мне закралась одна мучительная мысль – я первый и последний раз вернул тебя, Ксюша.

И еще я начал незаметно для себя копить желчь и ненависть к тем, кто ее окружает. Я, понятно, ненавидел Лену. И когда Ксюша уже стала моей женой, и я мог говорить ей все что угодно, не боясь, что она перестанет приходить по вечерам, я, то и дело, говорил ей какая Лена дрянь. И на то у меня были веские причины: Лена к тому времени тоже вышла замуж, очень, надо сказать, удачно. Была при деньгах. Делала Ксюше подарки, помогала деньгами, и все это за моей спиной. А еще они с Ксюшей любили друг друга, и когда мы с Леной встречались глазами, что случалось редко, но случалось – ее глаза смеялись.

Еще я ненавидел Машу. Да, да, ту Машу, что была невесткой старухи, у которой я заслуживал эту квартиру. Ксюша иногда рассказывала мне о любимой учительнице, но я никогда не слушал ее рассказы о школе – это скучно. Но не слушал, оказывается, зря, потому что позже выяснилось, что Мария Александровна оказалась той самой Машей. Я увидел их как-то вместе, но не подошел. А по окончанию школы они, к моему недовольству, еще и подружились. Маша убеждала неуверенную в себе Ксюшу поступить в университет, она вселяла в нее веру, обещала помочь подготовиться к экзаменам. Вдохновленная Ксюша приходила ко мне, пересказывала Машины слова, ее глаза горели. Глупости – хмуро говорил я – не поступишь, там все куплено давно. Мы рвали тем Ксюшу на части. Но я победил. Ксюша не стала поступать, пошла работать официанткой в кафе. Перед Марией Александровной ей было ужасно стыдно за свою слабость, и она сама перестала с ней всякое общение. Чему я был несказанно рад.

Кстати, по поводу неуверенности в себе, Ксюша писала в тех своих листах: