Рассказы от первого лица

«Я всегда маленькая девочка. Я всегда младше всех. Я слушаю всех с открытым ртом, будто вот сейчас они скажут, что-то новое, загадочное, недоступное моему детскому восприятию. И каждый раз с разочарованием понимаю, что они повторяются, сами понимают лишь то, что лежит на поверхности, не могут или не хотят видеть глубже. Так как же они старше, если они не умнее? И тут бы в пылу моего разочарования начать ощущать себя им ровней, а может и выше, но, увы, мой пыл мгновенно исчезает, и я снова смотрю снизу вверх на их говорящие рты».

А еще я ненавидел дядю Кирилла. Для этого, как и в случае с Леной, хватило одного инцидента, и меня понесло. Я сдал выпускные экзамены, защитил диплом и один из преподавателей оставил меня при себе – в качестве помощника. Тут я расправил крылья! Не деньги меня окрылили – заработная плата, надо сказать, была, мизерной – а власть! Ее тоже было немного, но она была опьянительна. И на фоне новой волнительной жизни редкие свидания с Ксюшей перестали меня прельщать. Я уже не понимал, зачем они вообще мне нужны и искал случая ей в них отказать. Да к тому же тут одна первокурсница начала мне строить глазки. И я увлекся. Она была хороша собой, да и присутствие определенной интриги разгоняло кровь – я преподаватель, она – студент, это не этично… Но случилось все же у нас с ней пару свиданий. И вот во время второго, нас увидел дядя Кирилл. Мы с ней сидели на лавке в парке, я трогал ее колени. Вечером того же дня он постучал ко мне. Говорили мы в квартире, за закрытой дверью, но у самого порога. Дальше пройти он отказался. Да и сказал он не много, а я, так вообще, не проронил ни слова.

– Ксюша к тебе придет сегодня в последний раз. Сам ей все скажешь. Если нет, то я ей расскажу, – и брезгливо добавил – морочит девчонке голову.

В первое мгновение, я, конечно, возненавидел Ксюшу, за то, что она, по сути, мне не нужна, а из-за нее мне пришлось выслушать этот брезгливый тон в свой адрес. Я бесцельно блуждал по квартире, пинал мебель и стены, и начинал ненавидеть ее отца. И, кстати, сказать, интерес к той студенточке во мне как то сразу погас, на фоне новых событий. На фоне того оскорбления, которое, как я считал, нанес мне дядя Кирилл. Но меня внезапно осенило, я нашел решение, улыбнулся ему, похвалил себя и успокоился.

Вечером пришла Ксюша, и я почти с порога сделал ей предложение. Она молчала, потом ловила ртом воздух, потом пыталась что-то сказать, потом заплакала. Я ее успокоил, дал попить воды, и мы пошли к ее родителям. У Ксюши и здесь не нашлось слов, одни слезы. Родители, предчувствуя что-то неладное, переводили встревоженный взгляд с дочери на меня. А Лена просто сверлила меня глазами, я чувствовал это, но ни разу не взглянул на нее. Все это как то затянулось, и я взял инициативу в свои руки:

– Я сделал Ксюше предложение.

Тут Ксюша не выдержала и бросилась к папе на грудь. Она обнимала отца, а он гладил ее по голове. Мама подошла и обняла меня. Лена продолжала стоять в стороне. Я знал, что у сестер сегодня состоится сложный разговор. Надеюсь, хоть здесь Ксюша проявит стойкость и не подастся на разумные уговоры сестры. Думаю, она сделает это ради меня. Но я не сводил глаз с дяди Кирилла, я ждал, когда он, наконец, посмотрит на меня. Я хотел почувствовать свой триумф. Но когда это случилось, в его глазах не было неприязни или ненависти. В них была боль. И я возненавидел его еще больше, за то, что он любит Ксюшу, а я еще нет.

И Ксюша его очень любила, и позволяла себе в моем присутствии говорить о его добродетелях. Она делала это и раньше, но тогда было все равно. А теперь я этого не желал терпеть. И будучи в законном браке, я ей все припомнил – я говорил, что он слабак, неудачник, потому что его семья всю жизнь жила в нищете, что даже квартира, в которой они живут, им не принадлежит. Ксюша опускала голову и уходила от меня в соседнюю комнату. Спорить было не о чем, из доводов против моих слов у нее была лишь любовь к папе, на которую мои слова никак не влияли.

А ее мать, тетю Аню, я напротив, любил – «мамой» называл. А все, потому что Ксюша с мамой совсем не ладили. Меня изначально это очень удивляло. По типажу они были очень схожи. Обе тихие, хозяйственные, покорные. Но внутри у Ксюши было море, а у тети Ани оно уже к тому времени иссякло – слезами и потом вышло. У Ксюши со мной тоже выйдет, но это потом. Они никогда не вступали в открытые конфликты – не выясняли отношения, не кричали друг на друга, напротив, они друг с другом почти не разговаривали. Только Лена дружила с той и с другой, и все пыталась их сблизить.

Однажды, это было незадолго до свадьбы, обнимая, я спрашивал Ксюшу:

– Ксюш, есть ли в тебе хоть какая-нибудь боль?

И уже думал про себя, что только она дает глубину, только она придает смысл. И Ксюша поняла мой вопрос, потому что она сжалась в моих руках и промолчала. И я понял, что боль была. И как понял я потом, это и была ее нелюбовь к матери. Нелюбовь, которую она стыдилась, ненавидела ее в себе, а побороть не могла. От чего еще сильнее злилась на себя и отдалялась от матери.