Рассуждения о «конце революции»

Удивительную живучесть этого аргумента, как и живучесть теории, в которой он укоренен и из которой он вытекает, а именно – теории линейно-стадиальной эволюции/модернизации, телеологически ведущей к определенному финалу (в качестве которого выступает политико-экономическая организация «высоко современных» стран Запада), можно объяснить разве что средствами из арсенала «социологии знания» или теории «габитуса» Бурдье, показывающей, как некоторые схемы мировосприятия фиксируются на соматическом уровне, а не на уровне сознания, вписываются в наши «тела» и поэтому оказываются недосягаемы для критической рефлексии, превращаются в «тезис без антитезиса»[94]. Казалось бы, десятилетия критики этой теории модернизации, прежде всего со стороны «социологии зависимости» и «миросистемной теории», должны были бы камня на камне от нее не оставить вследствие ее, действительно, полной концептуальной беспомощности. Тем не менее, она – в качестве «тезиса без антитезиса» – остается живее всех живых, что лишний раз удостоверяет обсуждаемый нами «тезис о конце революции»[95].

Оставляя критику теории линейно-стадиальной модернизации в стороне и еще раз подчеркивая то, что без нее концепция революциикак-аспекта-модернизации повисает в воздухе как совершенно голословное утверждение, обратимся к парадоксам, присущим самой этой концепции.

Начнем с того, что эта концепция отождествляет определенный тип революции, обусловленный конкретными историческими, политическими, экономическими и иными обстоятельствами (назовем их для простоты «обстоятельствами транзита к Современности»), с революцией вообще. Только при таком отождествлении утверждение о том, что революции не могут произойти в «высоко современных обществах», возможно даже с чисто логической точки зрения. Но это утверждение является пустой и теоретически никчемной тавтологией. По сути, она не говорит нам ни о чем другом, помимо того, что «обстоятельств транзита к Современности» уже нет в обществах, совершивших такой транзит. Это, разумеется, никак не проливает свет на то, могут ли обстоятельства, возникшие после совершения транзита, неким образом способствовать революциям, которые по своему типу будут другими, чем революция-как-аспект-модернизации.

Парадоксальность концепции революциикак-аспекта-модернизации и ее отождествления с революцией как таковой лишь усиливается вследствие наличия в современном дискурсе о революциях почти полного консенсуса относительно того, что единственно верная и универсально применимая концепция/модель революции невозможна в принципе

– именно по причине существенного многообразия типов революции, нередуцируемого к какому-либо общему знаменателю[96]. Джефф Гудвин даже считает «решительный отход от попыток сформулировать общую теорию Революции» одной из тенденций, определяющих современное теоретизирование революции[97]

. Но коли так, то что нам делать с отождествлением революции-как-аспекта-модернизации с революцией как таковой и что может нам сказать революция в «обстоятельствах транзита к Современности» о возможности или невозможности революции в условиях Современности? Похоже, что ничего.

Теоретически отождествление революциикак-аспекта-модернизации с революцией вообще несостоятельно и ничего не дает для подтверждения «тезиса о невозможности революции» в «высоко современных обществах». Однако считается, что эмпирически это отождествление обосновано и все же способно подкрепить «тезис о невозможности революции». Такая эмпирическая обоснованность усматривается в том, что революции никогда еще не случались в «передовых индустриальных обществах» (Скочпол)[98], стало быть

(это и есть принципиальная логическая связка), революция все же является «аспектом модернизации».

На это можно ответить двумя аргументами – чисто логическим и концептуально-историческим. Первый мы позаимствуем у Давида Юма. Любое предсказание о будущем, строящееся на опыте прошлого (или настоящего), предполагает допущение того, что «течение природы всегда остается единообразно тождественным». Юм убедительно показывает, что у разума нет и не может быть никаких «демонстративных аргументов», чтобы доказать обязательность такого «единообразного течения природы» и «абсолютную невозможность» «изменения в течении природы». Такая обязательность и такая невозможность являются продуктами лишь воображения и веры[99]. В свете этого эмпирическое заключение о том, что революции никогда еще не случались в «передовых индустриальных обществах» – в плане его значения для будущего, – есть не более чем демонстрация нашей веры в то, что революции не случатся в будущем, веры, выросшей из привычки так думать, обозревая прошлый опыт. Другого смысла у этого заключения чисто логически быть не может.