Встав на такую позицию, основатели Европы и их наследники сумели сохранить демократический вид своей конструкции. Они объяснили, что процедура ратификации основана на традиционной передаче положений, закрепленных в совершенно обычных договорах, которые, в свою очередь, уважают национальные политические процедуры, – за исключением того, что принципы прямого действия и верховенства европейского права, как мы уже видели, являются чисто юриспруденциальным созданием и никогда не были включены ни в один договор. Таким образом, они полностью лишили смысла демократический барьер с двойной защитой, о котором сказано выше. И больше нет никакой необходимости ни в законах о ратификации, ни в соответствии конституциям.
Что касается антагонистических национальных документов, то они были объявлены недействительными, даже если были выражением суверенной народной воли. Национальные судебные системы были автоматически преобразованы в подручных Европейского суда, поскольку должны напрямую применять европейское законодательство и игнорировать национальное законодательство. 28 наднациональных европейских судей, таким образом, уничтожили принцип и механизмы суверенитета народа. Тот факт, что столь мощная операция прошла так быстро и гладко, свидетельствует о тактической смекалке команды Жана Монне, тем более что судьи, назначаемые непосредственно политиками, не несут никакой ответственности перед государствами-членами. А то, что они продолжают назначаться на основе консенсуса Совета по прямому предложению национальных правительств, вызывает еще большее недоумение.
Европа, похоже, основательно забыла идеи Монтескьё в его «Размышлениях о причинах величия и падения римлян»: «Нет более жестокой тирании, чем та, которая живет под сенью законов и под эгидой правосудия».
При поддержке американских покровителей того времени Монне и его команда, таким образом, создали механизм, который постепенно и необратимо формировал отказ от суверенных полномочий участников в интересах наднациональных институтов и их бесчисленных органов и комитетов.
Мутная законодательная система
Некоторые наблюдатели продолжают создавать банальный образ европейского разделения власти, указывая на то, что в Европе есть исполнительный орган (Комиссия), представительство государств-членов (Совет) и представительство народа (Парламент), хотя это далеко от реальности. На главной стройплощадке европейских институтов, открытой уже шестьдесят два года, до сих пор не создано
Начнем с Европейской комиссии.
Согласно задуманной Жаном Монне модели, еврокомиссары полностью независимы от своих национальных правительств, они пользуются дипломатическим иммунитетом и практически безотзывны в течение всего срока своих полномочий. Поскольку они высокооплачиваемы, то это играет важную роль в их цеховой солидарности, что приводит к постепенному развитию у них чувства всемогущества.
Вполне вероятно, что именно это заставило Марио Монти, бывшего еврокомиссара (1995–2004 гг.), а затем главу итальянского правительства, заявить, что он, конечно, ценит демократию, но только до тех пор, пока правительство не «вступает в конфликт с колебаниями настроений избирателей», и что его страсть к Европе объясняется в основном тем, что она достаточно «далека от избирательного давления». Этими словами Марио Монти поддержал идеологическую линию отцов-основателей Европы – Вальтера Хальштейна, Пьера Юри и Пауля Рейтера…
И все же спектр ограничительных решений Комиссии, регулирующих общественность входящих в ее состав государств, огромен. Их десятки тысяч. Комиссия также может делегировать свои полномочия агентствам, которые работают под ее исключительным надзором. Сегодня их насчитывается около пятидесяти, они управляют бюджетом в два миллиарда евро, в них работают более 6000 человек, и при этом они не обязаны предоставлять обществу никаких обоснований своих законов и правил!