Растерянный континент. В защиту демократии и независимости Европы

Скептики, в свою очередь, будут по-прежнему пестовать строго национальный подход к решению глобальных проблем и устранению наиболее вопиющих социальных, финансовых и экологических пробелов. Это патовое положение дел, или ситуация «ни то ни се», в которой ни одна из сторон не выигрывает и не проигрывает, может продолжаться некоторое время. Но рано или поздно пузырь лопнет и откроет путь либо ожесточенному насилию по типу «желтых жилетов», либо более или менее полной интеграции по взаимному согласию в более крупную и лучше организованную империю – Соединенные Штаты Америки. В долгосрочной перспективе события могут развиваться в любом направлении.

Тем не менее, европейский способ ведения дел обладает тем преимуществом, что полагается на вербальный диалог и противостояние, а не на физическое воздействие и государственное насилие, что выгодно отличает его от более вертикальных подходов других сопоставимых держав – Соединенных Штатов, Китая и России[110]

.

Российской географии и китайской демографии требуется сильное государство

Три вышеупомянутые державы находятся в самом центре глобального неоимпериалистического изменения баланса. В последнем экстренном выпуске под заголовком L’Atlas des empires

(«Атлас империй»), Le Monde (французская ежедневная газета) и La Vie

(французский римско-католический еженедельник) задают вопрос «где сегодня находится власть» и в каком процессе находятся империи – распада или восстановления[111]? Оптимисты-технофилы объясняют, что цифровая революция и транснациональные компании выбросят эти старые категории на свалку истории. Но это вряд ли. Если поскрести по поверхности, мы увидим, что транснациональные корпорации и глобализированный финансовый капитал занимаются общим делом с новыми имперскими стратегиями. Google, Apple, Facebook, Amazon, Microsoft (GAFAM), Tesla, Boeing и Goldman Sachs – инструменты американской гегемонии точно так же, как Huawei, Alibaba и Tencent – китайской.

Чтобы сохранить или вновь завоевать глобальную гегемонию, США сделали ставку на капиталистическую стратегию развития частного сектора, который доказал свою эффективность. Как и Китай в стремлении вернуть себе позицию мирового лидера номер один, которую он занимал во времена самых динамичных императорских династий, возвращается к своей тысячелетней традиции командной экономики и жесткой административной системы в руках касты хорошо обученных и иерархически структурированных чиновников-мандаринов. При внимательном и свободном от идеологических предрассудков рассмотрении китайская система мало чем отличается от французской с ее централизованной республиканской монархией, экономикой а-ля Кольбер и кастой мандаринов – выпускников ENA, которые монополизируют высокие должности в государственном секторе, а также в крупных компаниях CAC 40 («эталонный индекс французского фондового рынка»).

Что касается России, самой слабой из «четверки великих держав», то и она стремится восстановить свое положение на мировой арене, полностью осознавая свои слабости и недостатки. Она также знает, что никогда так не бывает уязвима, как тогда, когда она слаба. В течение десяти лет после того, как рухнул Советский Союз и началась новая либеральная эпоха с Горбачевым и Ельциным, Россия думала, что она сблизится с Западом и ее примут в класс на тех же условиях, что и других. Но то был воздушный замок! И России пришлось очень быстро спуститься с облаков. Она была не нужна, и речи не могло быть о том, чтобы отвести ей в общеевропейской жизни какую-либо роль, несмотря на все красивые декларации о Западе, который простирается «от Ванкувера до Владивостока».

Экономические и политические травмы 90-х годов и унижение, последовавшее за отторжением России Западом, несмотря на неоднократные попытки примирения, предпринятые Борисом Ельциным, а также Владимиром Путиным во время его первого президентского срока, убедили россиян в том, что им нечего ждать ни от Соединенных Штатов, где господствуют русофобы-неоконсерваторы типа Джона Маккейна, ни от европейцев, неспособных вести в отношении России собственную независимую политику.