Расцвет и упадок цивилизации (сборник)

5) Константинополь должен быть наш

. Этот чисто империалистический лозунг был не чужд многим нашим писателям, даже А. К. Толстому (конец «Потока Богатыря»), Тютчеву («Пади пред ним, о царь России, и встань, как всеславянский царь»); они, конечно, не требовали войны почти со всей Европой для достижения этой цели. А какие права имеет Россия на обладание Константинополем? Да прав-то, в сущности, никаких, а есть доводы: 1) с точки зрения национальной, конечно, никаких, так как русские в Константинополе вероятно, полностью или почти полностью отсутствуют; 2) исторической – тоже никаких, так как единственной заявкой на обладание Царьградом был щит, повешенный когда-то Олегом; 3) стратегической: самый важный «ключ у входа в Черное море», что страшно усиливает оборону южных границ России, отчего на удочку проливов попадались даже лица, сначала решительно боровшиеся против присоединения Константинополя, такие антиподы, как Милюков и Сталин; 4) символ единения славян, но, конечно, не как с Россией, входящей в качестве равноправного члена во всеславянскую федерацию, а как с гегемоном славянского мира («славянские ручьи сольются в русском море»), что вовсе не вызывает восторга у большинства славян; 5) купол православия: «крест на святую Софию».

Казалось бы, разбирая все доводы, следовало бы признать, что всего больше прав на обладание Константинополем имеет Греция. Греки основали Византию, там и сейчас много греков, греки – исконно православные, и святая София построена греками. Обладание Константинополем греками не вызывает никакого беспокойства в Западной Европе. Оно не является опасным и для России, поскольку Греция – малая страна, получение Константинополя – предел ее мечтаний. Странно, что этот проект, кажется, никем не выдвигался. Выдвигался Н. Я. Данилевским (в его книге «Россия и Европа», книге, которую в целом очень одобряет Достоевский) проект того, чтобы Константинополь стал общим городом всех восточных народностей, что решительно осуждает Достоевский (стр. 381). Он соглашается с Данилевским, что Константинополь не может стать вольным городом, вроде как прежде, например, Краков[202]

, «не рискуя сделаться гнездом всякой гадости, интриги, убежищем всех заговорщиков всего мира, добычей жидов, спекулянтов и проч.» (!) Данилевский считает, что для России единоличное обладание Константинополем «будет искусительно… и возбудит в ней дурные завоевательные инстинкты», и потому он склонен к тому, чтобы оставить пока Константинополь за Турцией (стр. 385). По мнению же Достоевского, Константинополь должен быть наш, так как (стр. 383): «Константинополь есть центр восточного мира, а духовный центр восточного мира и глава его есть Россия». Через несколько лет, перед самой смертью, в январе 1881 года, Достоевский как будто забывает Восток в смысле противоположения Западной Европе и по поводу взятия Скобелевым[203]Геок-Тепе говорит об экспансии России в Азию и даже рекомендует позабыть неблагодарную Европу, которой Россия последние века непрерывно служила и заслужила только черствую неблагодарность (стр. 540–541). Здесь он уже говорит о цивилизаторской миссии России в Азии и высказывает здравые идеи о необходимости строительства железных дорог в Сибирь и Среднюю Азию (стр. 544), что тогда вызывало сопротивление большинства недальновидных людей. В конце XIX века эти проекты были осуществлены крупнейшим нашим государственным деятелем Витте. Но эта программа не имеет никакого отношения к спору православия с католичеством.

6) Католический заговор. Но вернемся в Европу. Та война, которую с такой уверенностью пророчествовал Достоевский, к счастью, не состоялась. Правительство Александра II уступило Западу в вопросе о Константинополе. Но полезно рассмотреть подробнее эту ошибку Достоевского. Она связана с его религиозными взглядами и считается весьма реакционной. Почему? Для большинства марксистов потому, что Достоевский был не только религиозным православным человеком, но поддерживал православие именно в его сложившейся в России форме, как поддержку самодержавного режима. Но есть и другая сторона – фанатическая ненависть к католичеству (стр. 384):