Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Но даже если Англия была банком мира, это не значит, что в остальном она была готова живо участвовать в делах этого мира. Министры сменялись, но главная цель британской внешней политики оставалась прежней — держаться настолько далеко от европейских событий, насколько позволяли приличия и соображения государственной безопасности. Весной 1831 года австрийские войска вошли в Модену и Парму, чтобы подавить восстание и отразить французские притязания на сюзеренитет. Последствия не заставили себя ждать, разгоревшийся пожар превратил всю Северную Италию в поле битвы. Война длилась почти два года. Виконт Палмерстон, в то время министр иностранных дел, изложил политику Англии предельно ясно: «Англия не сможет встать на сторону Австрии в войне, начатой ради подавления свободы и поддержки деспотизма. Мы также не можем встать на сторону Франции в состязании, результатом которого может стать расширение ее территорий. Поэтому мы будем держаться в стороне от этого столкновения так долго, как сможем». А как же люди, по чьим землям свободно маршировали австрийцы? «Если нам удастся путем переговоров добиться для них некоторой доли конституционной свободы, тем лучше; но мы все заинтересованы в сохранении мира…» Это был один из определяющих моментов английской внешней политики. Мир означал торговлю. Мир означал индустриализацию. Мир означал низкие налоги и процветание. Мир был превыше всего.

Вскоре произошло событие, потрясшее многих. В сентябре 1830 года было объявлено о пробном запуске паровоза под названием «Ракета» — его котел выкрасили в ярко-желтый цвет, а трубу в белый. Это была заря эпохи паровозостроения. Одновременно Уильям Хаскиссон, член парламента от Ливерпуля, согласился участвовать в торжественном открытии 15 сентября первой в стране железнодорожной линии и лично совершить поездку из Ливерпуля в Манчестер. Открытие железной дороги стало сенсацией дня. Видный инженер того времени, Николас Вуд, писал, что запланированное открытие, по единодушному общему мнению, представляет собой «важный эксперимент, который решит судьбу железных дорог. Глаза всего научного мира прикованы к этому великому начинанию».

Путешествие из Ливерпуля началось вполне благополучно, в Парксайде сделали остановку, чтобы набрать воды. Приглашенных гостей попросили не выходить из вагонов. Однако Хаскиссон спрыгнул из вагона на землю между двумя колеями. Он хотел перейти рельсы, чтобы поздороваться с герцогом Веллингтоном, ехавшим в другом вагоне, но вдруг осознал, что по параллельному пути к нему приближается «Ракета». Двери распахнулись, руки протянулись, чтобы помочь ему, но ему не удалось вскочить в вагон. Он упал на рельсы, и локомотив раздробил ему ноги. Через несколько часов Хаскиссон скончался. Смерть молодого и уже известного политика стала огромным потрясением для читающей газеты публики, но ужасные и беспрецедентные обстоятельства смерти вызвали настоящую сенсацию. По-видимому, Хаскиссон никогда раньше не видел поезда и полагал, что он может свернуть в сторону, как лошадь или дилижанс.

Еще одним поводом для сенсации стало то, что один из локомотивов доставил искалеченного Хаскиссона в больницу, преодолев расстояние примерно в 15 миль (24 км) за 25 минут, хотя раньше было принято считать, что железная дорога позволяет развивать скорость лишь 8–10 миль (ок. 13–16 км) в час. Невиданная скорость поразила наблюдателей и комментаторов. Как ни парадоксально, первый смертельный случай на железной дороге подтвердил превосходство поезда и продемонстрировал общественности силу и возможности нового вида транспорта. Внезапно стало казаться, что остров уменьшился в размерах. Что касается времени, о его эластичности свидетельствует тот факт, что один член кабинета лорда Ливерпула был ограблен разбойником с большой дороги, а другой попал под поезд.

В 1830 году актриса Фанни Кембл, прокатившаяся на одном из новых локомотивов с разрешения его создателей, Стефенсонов, сообщала: «Вы не можете представить, как странно было нестись вперед без всякого видимого движущего приспособления, на этой магической машине, выдыхающей белые облака и издающей неизменный ритмичный стук». Инстинктивное сравнение сложных механизмов с волшебством и сказкой — одна из самых интересных особенностей первой половины XIX века. Тогда это был единственный язык чудес. Фанни Кембл была ненасытной искательницей новых ощущений и, можно сказать, презирала опасность. Подавляющее же большинство пассажиров железной дороги в то время вели себя далеко не так восторженно. Скорость, шум и просто новизна передвижения на паровом составе по металлическим рельсам вызывали тревогу и откровенный страх.