Речь Пиля по случаю собственной отставки в конце июня 1846 года блистала необычайным красноречием. «Быть может, — сказал он, — я оставлю после себя имя, которое иногда будут вспоминать добрым словом в домах людей, чей удел ежедневно трудиться и зарабатывать свой хлеб в поте лица. Быть может, они вспомнят его, когда будут подкреплять истощенные силы обильной и не облагаемой налогом пищей, тем более сладкой, что ее более не отравляет кислое чувство несправедливости». Из Вестминстера его провожала рукоплещущая толпа. Когда лорд Джон Рассел вступил в должность после Пиля летом 1846 года, он предложил посты в кабинете Веллингтону и другим консерваторам, но все они отказались. Пиль по-прежнему оставался самым выдающимся политиком в парламенте, и Кобден восславил его как «
Палмерстон вошел в кабинет Рассела как министр иностранных дел, что спровоцировало несколько выплесков недоброжелательности в иностранных столицах. Это был кабинет меньшинства в том смысле, что виги, радикалы и ирландцы при Расселе никоим образом не составляли большинства в парламенте. Однако Пиль не собирался возглавлять решительно настроенную оппозицию. Пилиты были не столько партией, сколько содружеством бывших сторонников Пиля. В газете The Times отмечали: «Их нынешняя трудность состоит в том, что они не объединены в партию: у них нет партийных связей, партийных возможностей и партийных обязательств». Они по-прежнему придерживались идеалов Пиля о свободной торговле и государственной экономии и (возможно, это было самое главное) разделяли его независимость суждений. Их вряд ли удалось бы соблазнить предложением министерских кресел.
В следующие двадцать лет шквалы и бури чередовались со штилями. Восемь кабинетов сменили друг друга, и в течение ряда лет ни одна партия не имела в парламенте стабильного большинства. Был период, когда страной правила наспех собранная коалиция вигов, радикалов и пилитов, но именно это злополучное собрание несло прямую ответственность за Крымскую войну. В целом в политической жизни преобладало ощущение застоя, и если кто-то надеялся, что следующие всеобщие выборы летом 1847 года смогут расшевелить избирателей и кандидатов, его ожидания не оправдались. Результат оказался почти таким же, как раньше, когда Джон Рассел и его легкая кавалерия прорывались сквозь расстроенные ряды протекционистов под командованием Бентинка и сторонников свободной торговли под командованием Пиля. Какой смысл называющие себя вигами или тори вкладывали теперь в эти слова? Похоже, это уже никого особенно не волновало.
Примечательно, что новый канцлер казначейства сэр Чарльз Вуд регулярно советовался с Пилем по финансовым вопросам. В ходе одного обсуждения Пиль изложил ту позицию, которой придерживался всю оставшуюся жизнь: он не будет «поощрять в оппозиции фракционность и стремление придираться по мелочам», и он «искренне одобряет общие принципы коммерческой политики, установленные администрацией». Джона Рассела признали лидером Либеральной партии, но он знал, что, в сущности, он старомодный виг. Принятый в 1847 году Закон о фабриках был направлен на улучшение общественного состояния, хотя премьер-министр оказал ему лишь пассивную поддержку. Женщинам и подросткам теперь разрешалось работать на мануфактурах только 10 часов в день. Это был результат пятнадцатилетней кампании. Его называли победой народа в борьбе против правительства, и возможно, это отчасти было правдой: закон возник при широкой поддержке рабочих-станочников и поощрении реформаторов, таких как лорд Эшли и Джон Филден, владелец хлопковых мануфактур и депутат парламента от Олдхема. Другие воспринимали его как победу землевладельцев над сторонниками свободной торговли, добившимися отмены Хлебных законов, — приверженцы принципа государственного невмешательства в торговлю точно так же не одобряли попыток государства вмешиваться в производственный уклад.