Равноправные. История искусства, женской дружбы и эмансипации в 1960-х

Таков был удел Секстон: терпеть сильную боль, не причиняя ее другим, просить о помощи, в которой она нуждалась, но не прося ни у кого слишком многого. К 1974 году — в тот момент Энн была особенно одинока и, как следствие, очень много пила — она больше не могла балансировать между этими противоречивыми мыслями. Единственной возможностью держать себя в руках, не надоедая друзьям и семье, было возвращение в психиатрическую больницу, ту самую, где родился ее первый сборник стихов, — в то место, от которого ее спасало искусство. Секстон, писавшая об «уровне жизни в психбольнице»623 в то время, когда «психическое расстройство считалось лишь жеманным эпитетом», слишком хорошо знала, какой будет жизнь в застенках лечебницы: «пропахшие антисептиком коридоры», «живые мертвецы»624, мокасины ручной работы — типичный продукт рукоделия в психбольницах — и обеды без ножей. Дневные прогулки по территории заведения, звон колоколов, «мир… полный врагов» и «нет безопасного места»625. Секстон не вынесла бы этого снова.

В пятницу, 4 октября 1974 года, Секстон поехала со своего терапевтического сеанса в дом Кумин в Ньютоне. Как сложилось за последние десятилетия, поэтессы обедали вместе, обсуждая текущую работу. Секстон выпила четыре рюмки водки и съела бутерброд с тунцом. В 13:30 они разошлись; Кумин нужно было заехать за паспортом перед трехнедельной поездкой. Секстон заверила подругу: «Не волнуйся. Я еще не Берримен», — имея в виду поэта, который покончил жизнь самоубийством в 1972-м. Кумин особо не волновалась; с момента мартовской попытки самоубийства Секстон казалась «исцеленной — по крайней мере, на тот момент избавленной от своей ужасной одержимости»626, как позже выразилась Кумин в письме. Секстон напомнила Кумин, чтобы она вернула одолженное платье, затем поехала домой и вытащила из шкафа шубу своей матери. Закутавшись в шубу, со стаканом водки в руке, она направилась в гараж и села в машину. Запершись в гараже в Уэстоне, совершенно одна, она завела двигатель 627.

К ужасу друзей и семьи, смерть Секстон стала крупным событием. Associated Press

опубликовало длинную статью. Поминальные службы прошли в классах по всей стране. Поэты страны, как те, кто знал Секстон, так и те, кто не знал, выступили публично. Поэт и критик Дж. Д. МакКлатчи постарался превратить свои критические эссе о Секстон в серию посмертных воспоминаний. Поэты понимали, что от них ждут ответа. Дениз Левертов категорически отрицала связь между поэзией и самоубийством. «Склонность смешивать эти два понятия собрала слишком большую жатву, — сетовала она. — И сама Энн Секстон очень сильно пострадала от этого заблуждения». Лоуэлл, который развелся с Хардвик и повторно женился на Кэролайн Блэквуд, сделал странный комментарий, назвав Секстон «дилетанткой» и оплакивая ее путь по наклонной. «С парой книг Энн разогналась, — размышлял он. — А потом ей стало слишком легко или слишком сложно писать. Идеи иссякли, проскальзывали то какие-то бессодержательные моменты, то преувеличения. Многие из ее слабых стихов были бы восхитительны, если бы поместить их в кавычки, вложив в уста героя, а не автора».

Кумин — одна из немногих — осталась на удивление сдержанной в отношении наследия Секстон. Сделав несколько коротких замечаний для Associated Press.

Кумин замолчала. Ее отталкивало то, что она называла «культом некрофилов»628, которые хотели знать подробности смерти Секстон. Дав интервью Associated Press сразу после самоубийства Секстон, Кумин решила отклонить все будущие запросы. Для нее смерть Секстон была «открытой раной, с которой приходится жить изо дня в день», как она писала другу. Вместе с Виком Кумин уехала из страны на три недели. Днем она осматривала достопримечательности, а ночью ей снилась Секстон. «Я носила в кармане смерть Энн»629, — писала она Свон.