Эркюль Пуаро не пытался скрыть своего удовольствия, когда подошла Розамунд Дарнлей и устроилась в соседнем шезлонге. Ему нравились ее изысканные манеры, нравилась стройная и гибкая фигура и гордая посадка головы, ее живое и при этом полное достоинства лицо, ее гладко зачесанные волосы и улыбка, не лишенная тонкой иронии. В то утро на ней было скромное темно-синее платье в белую крапинку, очень изящное, отличающееся строгой простотой линий. Розамунд Дарнлей, глава фирмы «Розовый мир», была одним из самых известных лондонских модельеров.
— Мне все меньше нравится остров Контрабандистов, — сказала она. — Сама не знаю, зачем я сюда приехала.
— Но вы ведь здесь не впервые?
— Да. Я была тут два года назад, на Пасху. Тогда было не так людно.
Эркюль Пуаро внимательно посмотрел на нее.
— Не иначе как что-то выбило вас из колеи. Я угадал, мадемуазель?
Она утвердительно кивнула. Потом бросила взгляд на свою ногу, которой, сама того не замечая, нервно покачивала.
— В самом деле. Встретила призрак.
— Призрак?
— Да.
— Призрак кого? Или чего?
— Свой собственный.
— И эта встреча так вас взволновала? — тихо спросил Пуаро.
— Да. Сама удивляюсь. Видите ли, сразу вспомнилось прошлое. — Она замолчала и мгновение спустя добавила: — Представьте себе мое детство… Нет! Вы не сможете представить. Вы ведь не англичанин.
— Значит, у вас, как я понял, было очень английское детство? — спросил Пуаро.
— О да! Совершенно в английском духе! Глухая провинция… большой обшарпанный дом… лошади… собаки… прогулки под дождем… лесные пожары… яблоки в саду… вечная нехватка денег… старые-костюмы из твида… давно вышедшие из моды вечерние платья… запущенный парк… ковер из маргариток на осеннем газоне…
— Хотели бы вы туда вернуться, мисс?
Она покачала головой.
— Туда никогда не вернуться. Это невозможно. Нет, я предпочитаю идти дальше — другим путем…
— Так ли это? — усомнился Пуаро.
— Но это правда! — смеясь, уверила его Розамунд.
— В дни моей молодости, мадемуазель, а это было так давно, существовала игра под названием «Каким бы ты хотел быть?». Девушки записывали наши ответы в свои альбомы в синих сафьяновых переплетах с золотым обрезом. Но, мадемуазель, ответы на такие вопросы придумать трудно.
— Нелегко, — согласилась она. — Вы, мосье, совершенно правы. Нелегко и… рискованно. Да и сокровенные мысли нет желания выставлять на посмешище. Ведь не напишешь, что ты хочешь стать Муссолини или принцессой Елизаветой. И на месте своих друзей, о которых знаешь слишком много, тоже совсем не хотелось бы оказаться. Однажды я случайно познакомилась с очаровательной супружеской парой. В их обращении друг с другом было столько заботливости, столько нежности, хотя женаты они были очень давно. Я даже втайне завидовала этой женщине и не прочь бы была поменяться с ней местами. А вскоре узнала от кого-то, что дома, наедине, эти люди не разговаривают друг с другом уже одиннадцать лет! — Розамунд Дарнлей снова рассмеялась. — Вот видите! Никогда и ни в чем нельзя быть уверенным.
— Многие люди, мадемуазель, наверняка завидуют вам, — сказал Пуаро, помолчав.
— Понятно, — сухо ответила она и иронично усмехнулась: — Да! Я — идеальный образчик женщины, которой повезло в жизни! Мне действительно очень нравится создавать новые модели, я знаю, что такое радость творчества, не могу пожаловаться также на нехватку средств. В общем, мне повезло и как художнику, и как предпринимателю. Я богата, у меня хорошая фигура, довольно приятное лицо и не слишком колючий язык… — Она замолчала, но тут же безмятежно улыбнулась. — Правда, у меня нет мужа. В этом отношении мои надежды на счастье не оправдались.
— Мадемуазель, если вы не замужем, то исключительно из-за того, что ни один из представителей моего пола не оказался достойным вас, — галантно отпарировал Пуаро. — Это одиночество по выбору, а не потому, что вы не можете найти себе мужа.
— И при всем при том я убеждена, что вы, как и все мужчины, втайне считаете, что женщина не может быть по-настоящему счастлива, если не выйдет замуж и не заведет детей.
Эркюль Пуаро пожал плечами.
— Выходить замуж и иметь детей — это обычный удел женщины, но только одна на сто… нет, одна на тысячу женщин может добиться известности и занять такое положение, какое занимаете вы, мадемуазель.
— Однако, несмотря на это, я всего лишь никому не нужная старая дева! — Розамунд Дарнлей улыбнулась. — Во всяком случае, именно это я ощущаю сейчас. Я была бы куда счастливее, имея за душой два пенса, но живя с мужем — пусть даже не слишком умным и лощеным — и в окружении оравы детишек. Разве не так, мосье?
— Не смею вам возражать, мадемуазель, — вежливо ответил Пуаро, но еще раз пожал плечами.
Розамунд рассмеялась, и внезапно к ней вернулось хорошее настроение. Она достала сигарету, закурила.
— Вы, я смотрю, знаете, как обращаться с женщинами. Еще немного — и я начну доказывать, как хорошо быть самостоятельной женщиной. Разумеется, я неплохо устроена и отдаю себе в этом отчет.
— Значит, мадемуазель, у вас во всем тишь да гладь?
— В общем, да.