Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

Что же тогда все-таки произошло? Сообщалось, что Эдвард Корриган приехал в кафе «Пайн-Ридж», затем, обнаружив, что жены еще нет, вышел на улицу немного пройтись. Но это была лишь видимость. На самом деле он во весь дух помчался к роще Цезаря, расположенной, как вы помните, невдалеке, туда, где назначил жене свидание, задушил ее и быстро вернулся в кафе. Молодая женщина, обнаружившая труп, была особой безупречной репутации, преподавательницей физкультуры в престижной школе для девочек, и конечно же никому и в голову не могло прийти, что ее что-то связывало с мужем убитой женщины. Она проделала довольно большой путь до полицейского участка, чтобы сообщить об обнаруженном теле. Полицейский врач увидел труп только без четверти шесть. Как и в нашем случае, время смерти ему пришлось зафиксировать со слов свидетеля, вернее, свидетельницы.

В конце концов я решил провести что-то вроде следственного эксперимента, чтобы удостовериться, что Кристина Редферн — лживая особа. С этой целью была предпринята наша прогулка до Дартмура. Если человек боится высоты, ему очень сложно преодолеть узкий высокий мостик над быстрым потоком. Мисс Брюстер, в действительности страдающая этой боязнью, почувствовала сильное головокружение. Но Кристина Редферн, забывшись, прошла по мосту очень спокойно. Вроде бы мелочь, но очень важная. Этот, вроде бы пустяковый, обман давал мне повод усомниться во всем, что говорили Редферны. Тем временем инспектор Колгейт получил от полиции графства ответ на свой запрос: ему сообщали, что на присланном им групповом фотоснимке обоих Редфернов опознали. Тогда я решил действовать ва-банк: усыпить бдительность Редферна, а затем внезапной атакой заставить его выйти из себя. И он действительно потерял самообладание, когда услышал, что его опознали как Эдварда Корригана.

Эркюль Пуаро осторожно потер шею и с пафосом продолжил:

— Я решился на большой риск, но не жалею об этом! 51 добился успеха! Я рисковал не напрасно!

Некоторое время все молчали. Потом миссис Гарденер глубоко вздохнула и разразилась восхищенным монологом:

— Ах, мосье Пуаро, вы так подробно и интересно рассказали о том, как вам удалось добиться своей цели! Это было просто захватывающе, словно лекция по криминалистике… Впрочем, почему словно! Это и была самая настоящая лекция! Подумать только! Мой клубок шерсти и этот наш самый банальный пляжный разговор сыграли свою роль в этой истории. Это так… так приятно, что просто невозможно выразить словами, и мой муж, мистер Гарденер, тоже чувствует нечто подобное. Ведь ты чувствуешь, правда, Оделл?

— Правда, дорогая, — привычно согласился тот.

— Мистер Гарденер мне тоже помог, — заметил Эркюль Пуаро. — Срочно потребовалось мнение рассудительного человека о миссис Маршалл, и я рискнул обратиться к мистеру Гарденеру.

— Вот как! — сказала миссис Гарденер. — И что же ты сказал, Оделл?

Мистер Гарденер откашлялся.

— Видишь ли, дорогая, она никогда мне особенно не нравилась, — пробормотал он.

— Так мужья всегда говорят своим женам, — сказала миссис Гарденер. — А по-моему, даже мосье Пуаро не смог избежать известной снисходительности. Сказал, что она была обречена быть жертвой. Такой уж у нее был характер. Ну-ну. Я лично всегда говорила, что миссис Маршалл недостает воспитания. И раз уж здесь нет капитана Маршалла, я честно признаюсь, что с самого начала увидела в ней существо ограниченное. И не раз говорила об этом мистеру Гарденеру. Правда, Оделл?

— Правда, дорогая.

2

Линда Маршалл и Эркюль Пуаро сидели на берегу бухты Чаек.

— Конечно, я рада, что все-таки осталась в живых, — сказала девушка. — Но вы понимаете, мосье Пуаро, получается, что я вроде бы как действительно убила ее. Ведь я хотела этого.

— Но это совершенно неверный взгляд! — решительно запротестовал знаменитый детектив. — Хотеть убить и совершить убийство — совсем разные вещи. Если бы у вас в комнате была не восковая фигурка, а связанная безоружная мачеха, а вместо булавки — стилет[216], вы наверняка не причинили бы ей вреда. Внутренний голос сказал бы вам: нет! Нечто подобное происходит и со мной, когда я разозлюсь на какого-нибудь глупца. Я говорю себе: «С удовольствием бы ударил его». И что же? В итоге я пинаю ножку стола. Внушаю себе: «Стол — это он и есть, лучше ударить по столу». Ну и чувствуешь себя лучше, если, разумеется, не слишком ушибешь ногу… ну а столу от этого никакого вреда, как вы понимаете. Но если бы на месте стола оказался мой глупец, я бы его наверняка не ударил. Лепить восковую фигурку, прокалывать ее булавкой — это, конечно, ребячество, но есть в этом и определенная польза. Ненависть покидает вас, дитя мое, и переходит в восковую фигурку. Понимаете? Булавкой и огнем вы убили не мачеху, а свою ненависть к ней. Позже, еще не зная о ее смерти, вы почувствовали, что на душе стало легче, мир уже не казался таким мрачным. Вы словно прошли через какое-то очищение.

— Откуда вы это знаете, мосье Пуаро? — удивилась Линда. — Именно так я себя и чувствовала!