Разговоры Пушкина

Могу сказать только, что почти при каждом со мною свидании, бывало, Пушкин спросит: не написал ли я новых лирических пиес – и всегда советовал не пренебрегать при серьезном, продолжительном занятии драмою и минутами лирического вдохновения. «Помните, – сказал он мне однажды, – что только до 35 лет можно быть истинно лирическим поэтом, а драмы можно писать до 70 лет и далее!»

Бар. Е.Ф. Розен. Ссылка на мертвых. «Сын Отечества» 1847, № 6, отд. III, стр. 12.

Он [Пушкин] частенько говаривал мне:

– У нас еще через пятьдесят лет не оценят Дельвига! Переведите его от доски до доски на немецкий язык: немцы тотчас поймут, какой он единственный поэт и как мила у него русская народность.

Бар. Е.Ф. Розен. Ссылка на мертвых. «Сын Отечества» 1847. № 6. отд. III, стр. 15.

Пушкину все хотелось написать большой роман. Раз он откровенно сказал Нащокину[243]:

– Погоди, дай мне собраться, я за пояс заткну Вальтера Скотта[244].

П.В. Нащокин по записи П.И. Бартенева. Бартенев, стр. 35.

1829–1833 гг.

Когда Павел Войнович был еще холост, Пушкин проездом через Москву, остановившись у него, слушал, как какой-то господин, живший в мезонине, против квартиры Нащокина, целый день пиликал на скрипке одно и то же. Это надоело поэту, и он послал лакея сказать незнакомому музыканту:

– Нельзя ли сыграть второе колено?

Конечно, тот вломился в амбицию.

В.А. Нащокина. Воспоминания о Пушкине и Гоголе. Иллюстр. прил. к «Нов. времени» 1898, № 8122, стр. 7.

1830 г.

…В 1830 году, когда журналисты, прежде поклонявшиеся Пушкину, стали бессовестно нападать на него, я написал письмо к Погодину о значении Пушкина и напечатал его в журнале… Пушкин был очень доволен. Не зная лично меня и не зная, кто написал эту статейку, он сказал один раз в моем присутствии: «Никто еще никогда не говорил обо мне, то есть о моем даровании, так верно, как говорит в последнем номере «Московского вестника» какой-то неизвестный барин»[245].

С.Т. Аксаков. Литературные и театральные воспоминания. Собрание сочинений, изд. «Просвещение», т. IV, стр. 315.

[У цыган]

Бежит ко мне Лукерья, кричит: «Ступай, Таня, гости приехали, слушать хотят». Я только косу расплела и повязала голову белым платком. Такой и выскочила… И только он меня увидел, так и помер со смеху, зубы-то белые, большие, так и сверкают. Показывает на меня господам: «Поваренок, – кричит, – поваренок!» Засмеялась и я, только он мне очень некрасив показался. И сказала я своим подругам по-нашему, по-цыгански: «Дыка, дыка, на не лаго, таки вашескери» [Гляди, значит, гляди, как не хорош, точно обезьяна]. Они так и залились. А он приставать: «Что ты сказала, что ты сказала?» – «Ничего, – говорю, – сказала, что вы надо мною смеетесь, поваренком зовете». А Павел Войнович Нащокин говорит ему: «А вот, Пушкин, послушай, как этот поваренок поет»… Тогда были в моде сочиненные романсы. И главный был у меня: «Друг милый, друг милый, с-да-лека поспеши». Как я его пропела, Пушкин… кричит: «Радость ты моя, радость моя, извини, что я тебя поваренком назвал, ты бесценная прелесть, не поваренок!..»

Цыганка Татьяна Дементьевна[246] по записи В.П. (Б.М. Марковича). «СПб. ведомости» 1875, № 131.

Поэт твердо верил предвещанию во всех его подробностях, хотя иногда шутил, вспоминая о нем. Так, говоря о предсказанной ему народной славе, он смеючись, прибавлял, разумеется, в тесном приятельском кружку: «А ведь предсказание сбывается, что ни говорят журналисты».

С.А. Соболевский. Таинственные приметы в жизни Пушкина. РА 1870, стр. 1382.

…Я как-то изъявил свое удивление Пушкину о том, что он отстранился от масонства, в которое был принят, и что он не принадлежал ни к какому другому тайному обществу. «Это все-таки вследствие предсказания о белой голове, – отвечал мне Пушкин. – Разве ты не знаешь, что все филантропические и гуманитарные тайные общества, даже и самое масонство, получили от Адама Вейсгаупта[247] направление, подозрительное и враждебное существующим государственным порядкам? Как же мне было приставать к ним? Weiskopf, Weishaupt – одно и то же».

С.А. Соболевский. Таинственные приметы в жизни Пушкина. РА 1870, стр. 1385–1386.

Начало года

А.С. Пушкину предлагали написать критику Исторического романа г. Булгарина[248]. Он отказался, говоря:

– Чтобы критиковать книгу, надобно ее прочесть, а я на свои силы не надеюсь.