Разговоры Пушкина

Имение[261], где Пушкин жил в Нижнем, находится в нескольких верстах от села Апраксина, принадлежавшего семейству Новосильцевых, которых поэт очень любил, в особенности хозяйку дома, милую и добрую старушку. Она его часто журила за его суеверие… Г-жа Новосильцева[262] праздновала свои именины, и Пушкин обещался приехать к обеду, но его долго ждали напрасно и решились, наконец, сесть за стол без него. Подавали уже шампанское, когда он явился, подошел к имениннице и стал перед ней на колени: «Наталья Алексеевна, – сказал он, – не сердитесь на меня; я выехал из дому и был уже недалеко отсюда, когда проклятый заяц пробежал поперек дороги. Ведь вы знаете, что я юродивый: вернулся домой, вышел из коляски, а потом сел в нее опять и приехал, чтоб вы меня выдрали за уши».

[Т.] Толычева[263]. Исторические анекдоты и мелочи. РА 1877, II, стр. 99.

Приехал в Апраксино Пушкин, сидел с барышнями[264] и был скучен и чем-то недоволен – так говорила Настасья Петровна. Разговор не клеился, он все отмалчивался, а мы болтали. Перед ним лежал мой альбом, говорили мы об «Евгении Онегине», Пушкин молча рисовал что-то на листочке. Я говорю ему: зачем вы убили Ленского? Варя весь день вчера плакала!

Варваре Петровне тогда было лет шестнадцать, собой была недурна. Пушкин, не поднимая головы от альбома и оттушевывая набросок, спросил ее:

– Ну а вы, Варвара Петровна, как бы кончили эту дуэль?

– Я бы только ранила Ленского в руку или в плечо, и тогда Ольга ходила бы за ним, перевязывала бы рану, и они друг друга еще больше бы полюбили.

– А знаете, где я его убил? Вот где, – протянул он к ней свой рисунок и показал место у опушки леса.

– А вы как бы кончили дуэль? – обратился Пушкин к Настасье Петровне.

– Я ранила бы Онегина; Татьяна бы за ним ходила, и он оценил бы ее и полюбил ее.

– Ну, нет, он Татьяны не стоил, – ответил Пушкин.

А.П. Новосильцева по записи Н. Кр. «Курские губ. вед.» 23 января 1899, № 29 (Среди газет и журналов).

18 ноября. Болдино[265]

Выехав на большую дорогу, я увидел, что вы были правы – 14 карантинов были только аванпостами, а настоящих карантинов только три. Я храбро явился в первый (Сиваслейка, губ. Владимирская); инспектор спрашивает мою подорожную, сообщив, что мне предстоит всего 6 дней остановки. Потом он бросает взгляд на подорожную:

– Вы не по казенной надобности изволите ехать?

– Нет, по собственной, самонужнейшей.

– Так извольте ехать назад, на другой тракт, здесь не пропускают.

– Давно ли?

– Да уж около 3 недель.

– И эти свиньи, губернаторы, не дают этого знать?

– Мы не виноваты-с.

– Не виноваты! А мне разве от этого легче? Нечего делать – еду назад в Лукоянов…

Пушкин Н.Н. Гончаровой (18 ноября 1830 г.).

11 декабря. К Пушкину…

Я сказал ему, что буду писать Бориса и Димитрия – «Пишите, а я отказываюсь».

М.П. Погодин. Дневник. ПС XXIII–XXIV, стр. 109.

Конец года

По свидетельству покойного П.В. Нащокина, в конце 1830 г., живя в Москве, раздосадованный разными мелочными обстоятельствами, он выразил желание ехать в Польшу, чтобы там принять участие в войне[266]: в неприятельском лагере находился кто-то по имени Вейскопф (белая голова), и Пушкин говорил другу своему: «Посмотри, сбудется слово немки, – он непременно убьет меня!»

С.А. Соболевский. Таинственные приметы в жизни Пушкина. РА 1870, стр. 1382.

…В исходе 1830 г.[267], наскучив тем, что свадьба его оттягивалась… он говорил Нащокину, что бросит все и уедет драться с поляками.

– Там у них есть один Вейскопф (белая голова): он наверное убьет меня, и пророчество гадальщицы сбудется.

П.И. Бартенев. Девятнадцатый век, I, стр. 386.

Намереваясь отправиться в Польшу, Пушкин все напевал Нащокину:

– Не женись ты, добрый молодец, а на те деньги коня купи.

П.В. Нащокин по записи П.И. Бартенева. Бартенев, стр. 41.

1830–1831 гг.