Разговоры Пушкина

Я Пушкин, но не Мусин!В стихах весьма искусен,И крайне невоздержан,Когда в пути задержан!

– Давайте лошадей! Или посылайте за почтмейстером!

Старичок трусливо отступил к столу, и, уже не заглядывая в подорожную проезжающего, он открыл окно и кому-то крикнул:

– Данило! Данило! Беги к почтмейстеру и городничему! Приезжий барин шумят! А кто они? Бог весть!

– Как? Я-то бог весть кто? – раздался сзади смотрителя раздраженный голос. – Слушайте!

И испуганному старичку, прижатому к своему столику, приезжий громко читал о том, что он едет по особому высочайшему повелению в Оренбургский край для розыска материалов по Пугачевскому бунту и что все генерал-губернаторы и местные власти обязаны оказывать ему на месте остановок всякую помощь, содействие и беззамедлительное следование в дороге.

П.П. Суворов. Пушкин в Лаишеве. «Московские ведомости» 1901, № 323, стр. 3.

18 сентября[338]. Оренбург

– Генерал Пушкин изволил приехать, – прокричал вошедший со двора мальчик…

Дверь отворилась, и на пороге показался довольно полный господин в дорожной шубе и укутанный шарфом. Тотчас подбежали его раздевать.

Все, видимо, обрадовались, всякий видел в нем как бы своего душевного, родного друга.

Какой-то вихрь, а не мальчишка, прокричал мне:

– Дома барин.

– Дома, дома, – подхватил хозяин, – и просит дорогого гостя в кабинет. Здравствуй, здравствуй!

– Здравствуй, трегубый (у хозяина с детства верхняя губа делилась надвое).

– Только дайте ему, – проговорил «генерал», указывая на своего человека, – прежде распеленать своего младенца. А то мои бакенбарды останутся в шарфе.

При входе в зало опять посыпались приветы. Гость спросил умыться, но хозяин тотчас же предложил Александру Сергеевичу в баню, а потом чай.

– Согласен, если только недалеко баня; мне надоела езда, – отвечал, потирая руки, гость.

– Так, значит, идем; двадцать шагов по коридору – и мы будем в теплушке…

– Да как, брат К.Д.[339], y тебя славно здесь; даже андреем (ambrée) пахнет, – заметил А.С. с улыбкою, почесываясь и поглядывая рассеянно по сторонам. – Очень порядочно, здесь скорее гостиная, нежели баня…

Он стоял перед трюмо, правою рукою расправляя кудрявые волосы, а левой прикрываясь, так как был уже совершенно раздет. На это А[ртюхов] заметил, смеясь:

– А видел ли ты, А.С., свое сходство с Венерою Медицейской?

Последний взглянул в зеркало, как бы для проверки сходства, и отвечал:

– Да, правда твоя. Только ты должен вообразить ее степенство, когда она была во второй половине своего интересного положения.

Н.П. Иванов[340]. Хивинская экспедиция. СПб., 1873, стр. 21–22.

В Оренбурге Пушкину захотелось сходить в баню. Я свел его в прекрасную баню к инженер-капитану Артюхову, добрейшему, умному, веселому и чрезвычайно забавному собеседнику. В предбаннике были картины охоты, любимой забавы хозяина. Пушкин тешился этими картинами, когда веселый хозяин, круглолицый, голубоглазый, в золотых кудрях, вошел, упрашивая Пушкина ради первого знакомства, откушать пива или меду. Пушкин старался быть крайне любезным со своим хозяином и, глядя на расписной передбанник, завел речь об охоте:

– Вы охотитесь, стреляете?

– Как же-с, понемножку занимаемся и этим; не одному долгоносому довелось успокоиться в нашей сумке.

– Что же вы стреляете – уток?

– Уто-ок-с? – бросил тот, вытянувшись и бросив какой-то сострадальческий взгляд.

– Что же? Разве вы уток не стреляете?

– Помилуйте-с, кто будет стрелять эту падаль! Это какая-то гадкая старуха, валяется в грязи, – ударишь ее по загривку, она свалится боком, как топор с палки, бьется, валяется в грязи, кувыркается… Тьфу!

– Так что же вы стреляете?

– Нет-с, не уток. Вот как выйдешь в чистую рощицу, как запустишь своего Фингала, – а он нюх-нюх направо, нюх налево, – и стойку: вытянулся, как на пружине – одеревенел, сударь, одеревенел, окаменел! Пиль, Фингал! Как свечка загорелся, столбом взвился…

– Кто, кто? – перебил Пушкин с величайшим вниманием и участием.

– Кто-с? Разумеется кто: слука, вальдшнеп. Тут царап его по сарафану… А он (продолжал Артюхов, раскинув руки врознь, как на кресте), – а он только раскинет крылья, головку набок – замрет на воздухе, умирая, как Брут!

Пушкин расхохотался…

В.И. Даль. Записки. Публ. Н.О. Лернера. РС 1907, № 10, стр. 65–66.

В Оренбурге был инженерный майор… необыкновенный балагур, самый веселый рассказчик и охотник…

– Вы стреляете уток? – спросил его Пушкин.

– Как уток! – воскликнул с притворным гневом майор. – Чтобы я стал охотиться за такой дрянью! Утку убьешь, она так и шлепнется прямо в грязь. Нет, мы ходим за востроносыми; того подстрелишь, он распластает крылья и умирает на воздухе, как Брут.

В.И. Даль по записи П.И. Бартенева. Бартенев, стр. 22.