Когда я вышел из братского корпуса, и сделал глоток прохладного осеннего воздуха, то этот запах щей в коридоре, эти стены и храмы, каменная брусчатка, – всё вокруг на мгновение показалось мне родным и близким. Но пока только на мгновение…
Небесная канцелярия.
Начало зимы в Москве означало начало слякоти и снежной жижи под ногами. Это настроение очень хорошо передано в фрагменте фильма «Служебный роман», который сопровождается исполнением песни «У природы нет плохой погоды». Вот именно такой и запомнилась мне зимняя Москва 80-х: шапка-ушанка из ламы, длинное пальто и яловые сапоги. Чтобы не промочить ноги, вместе с ментоловым маслом я покупал в аптеке ещё касторовое масло, которым дома с вечера смазывал сапоги, от чего к утру они приобретали водоотталкивающее свойство. И тогда снежная каша мне была ни по чём.
Мой рабочий день начинался в 9-00 и к этому времени я уже должен был сидеть за своим рабочим столом или стоять за кульманом. Из Химок, где была квартира Дмитрия, получался достаточно долгий и разнообразный путь с пересадками на различные виды городского транспорта. Если же я ехал из своего дома, то это только на метро 20 минут до станции «Площадь Ногина» (ныне «Китай-город»).
Мой путь от метро до входа в вестибюль нашей организации занимал три минуты и его направление было в сторону Кремля, Красной площади или ГУМа – в общем туда, по улице Куйбышева (Ильинка). Каждый раз я проходил мимо огромного газона с правой стороны, и мне было известно, что на этом месте когда-то был знаменитый храм Никола Большой Крест. Проходя мимо этого газона, я всегда читал тропарь святителю Николаю «Правило веры и образ кротости», будучи абсолютно уверенным в том, что и сейчас Ангелы охраняют место Престола. Иногда мне даже казалось, что я их вижу: два огромных, почти прозрачных и с рипидами в руках. А также я знал и о том, что иконостас этого храма перед сносом, был перевезён в Троице-Сергиеву Лавру и установлен в церкви преподобного Сергия Радонежского с Трапезной палатой или просто – в Трапезном храме. Вот такой получался узелок.
Но, или касторовое масло оказалось не масляное, или я плохо им сапоги смазал, а ноги я всё же промочил и через пару дней слёг с температурой. Димка вызвал врача. Пришла женщина средних лет, наскоро послушала стетоскопом «дышите-не дышите» и назначила обильное питьё. Весь следующий день я обильно пил морс из клюквы, привезённой из Печор. Но на другой день я почувствовал, что как бы обильно я ни пил толку от этого никакого – мне стало хуже. Лежал я на диване как раз напротив нашего домашнего иконостаса и глядя на икону Спасителя взмолился: «Господи, помоги!», и сразу вспомнил слова Сергея Васильевича, который как-то сказал мне о молитве:
– Мы не умеем молиться, так, как мы молимся – это не молитва. Вот если бы ты, например, плыл по середине реки в лодке, и она вдруг перевернулась, а ты плавать не умеешь – вот тогда бы у тебя была настоящая молитва.
И на этот раз у меня была именно такая молитва, даже не молитва, а вопль души, потому что я вдруг понял, что это конец. И тут я закричал:
– Димка, всё, хватит этого питья, нужно лечиться, беги в аптеку за бисептолом!
Однажды я заболел чем-то похожим на грипп, и врач прописал мне бисептол, вот я и отправил Дмитрия за этими таблетками. Правда, он и ещё что-то принёс, но я уже не разбирал что там – глотал всё подряд. К вечеру вроде стало полегче, я лежал весь мокрый от испарины и, глядя на теплящуюся лампадку, слушал как Дмитрий читает молитвы на сон грядущим и незаметно задремал…
Когда я открыл глаза, то Дмитрия уже не было. Наверное, он дочитал молитвы и пошёл спать. Я отрешенно смотрел в потолок, который слегка освещался огоньком лампады. Вдруг потолок стал делаться всё светлее и светлее, как будто внутри его разгоралась большая лампа. И вот я смотрю и вижу, что потолок в этом месте начинает превращаться в белые облака, которые стали медленно расходиться, открывая в середине чистое голубое небо, где-то там, высоко-высоко. К краю облаков подошли несколько Ангелов в виде светлых юношей и стали заглядывать оттуда сюда, вниз, как в некий колодец, перешёптываясь глядя на меня и слегка по-доброму улыбаясь, как бы шутя. Затем один из них повернулся чтобы взять то, что стояло возле него. Это был мешок. Он стал его развязывать, а те – другие – продолжали о чём-то шептаться, посмотрят на меня и снова улыбаются и шепчутся. И вот мешок был развязан и раскрыт. Тот Ангел, который держал мешок, что-то достал из него и бросил вниз горсть каких-то бумажек, и они полетели на меня колыхаясь, как осенние листья. Затем и остальные Ангелы хотя и весло, но с неким божественным достоинством стали тоже доставать из мешка и бросать вниз.