Разворот на восток

– Богатые у тебя волосы-то, – сказала Авдотья Прокофьевна, открывая глаза. – Наградил тебя Господь, красивая ты. И нрав у тебя добрый, и сама ты справная; поди, муж-то дюже соскучился – ото ж обрадуется… А дитев-то увидит – так и вовсе сомлеет… – Она улыбнулась, и я сразу же почувствовала себя увереннее и улыбнулась ей в ответ.

– Не сомлеет, баб Дуня! – сказала я. – Они у меня знаете какой… Он… он… скала! Ну, очень добрая скала… Он – воин и настоящий мужчина! Вот я сейчас косу заплету… да вокруг головы уложу… – И я принялась за дело.

– Счастливая ты… – вздохнула старушка. – Береги счастье-то свое… То, что Бог соединил, человек да не разделит… Смотрю на тебя, на дитев твоих – и душа радуется… Вижу я – благословение Господне над семьею над вашею, светлый путь Он вам начертал…

И тут Василий Гаврилович обернулся к нам и сказал с чрезвычайным раздражением:

– Да что ты, бабушка – все Бог да Бог! Нет никакого Бога! Что ты девке мракобесие свое вбиваешь? Почему твой добренький Бог допустил эту войну? Почему он не защитил людей, которые погибли под пулями фашистов, под бомбами? Почему твой Бог допускает страдания и смерть, если он такой добрый? Ведь Бог не может быть злым? А если он злой, то это не Бог, а значит, его нет!

Я от неожиданности даже не смогла сразу осадить этого грубияна. О Боге я знала несколько побольше иных прочих, потому что именно Он направил на помощь Советскому Союзу моего мужа и его товарищей, напутствовав их словами: «поступайте по совести». Баба Дуня же выпрямилась и смотрела на него с таким выражением, словно его жалела. Сначала я подумала, что она выдаст ему хорошую отповедь, но потом до меня дошла, что она вообще не собирается ему отвечать – даже мне было понятно, что с его примитивной логикой доказывать ему что-либо бесполезно. А он вновь отвернулся к окну и, качая головой, принялся бубнить: «Бог… этим темным старухам никогда уже не стать разумными людьми… еще и вещают повсюду про свою религию…»

И тут вдруг случилось неожиданное… Женщина с верхней полки подала голос.

– Есть Бог! – сказала она звонким, юным, сильным голосом. – И именно Бог подарил мне чудо! Когда-то я сдала в детдом своего сына… а потом этот детдом эвакуировали в Казахстан, и поезд попал под бомбежку… Я думала, что мой сын погиб, и очень каялась… я молила Бога о прощении. Я полностью изменила свою жизнь. А потом мне пришла весть, что сыночек мой жив! Слышите – жив! И теперь я еду, чтобы увидеться с ним и забрать его! И все время я благодарю Бога за то, что он подарил мне эту радость! И прошу Его о том, чтобы все было хорошо! Не думайте, что я сумасшедшая! Я просто… просто боялась расплескать эту радость… наткнуться на какого-нибудь бестактного хама… Но тут я не выдержала… – Она метнула в сторону Василия Гавриловича гневный взгляд, а потом залилась слезами – видимо, ее прорвало, и она принялась сумбурно, взахлеб рассказывать нам все подробности случившегося чуда.

На хама уже никто не обращал внимания. А он только изредка кидал в нашу сторону презрительные взгляды, явственно говорившие: «Бабы с ума посходили!»

К концу пути мы втроем крепко подружились. Катя – так звали счастливую мать отыскавшегося сына – помогла мне уложить косу и даже поделилась рассыпчатой пудрой, которая хранилась у нее в красивой коробочке. Стоило мне чуть припудрить лицо – и я стала нравиться себе гораздо больше… Я сказала Кате, где она сможет найти меня в Алма-Ате. Баба Дуня, в свою очередь, приглашала ее и меня в гости к своей дочери.

И вот поезд начал замедлять ход… Пассажиры засуетились. Дети проснулись, я быстро одела их. В окно был виден заполненный людьми перрон. Где-то там, среди них – и мой любимый, ненаглядный супруг… Сердце мое сладко билось в предвкушении долгожданных объятий и слез радости…

Когда поезд остановился, и проход стал заполняться готовящимися к выходу людьми, наш противный попутчик со своим громоздким чемоданом хотел выйти из купе первым. Но Катя, грозно зыркнув на него своими зелеными глазами, сказала:

– Только после женщин и детей, уважаемый! Совсем совесть потерял. А будешь толкаться – я тебе как врежу вот этим по сытой морде! – И она красноречиво приподняла свой небольшой саквояж. – И жалуйся потом в милицию, что тебя побила баба за неуважение к женскому полу.

Тот возражать не осмелился и с унылым видом опустился на свое привычное место у окна.

Катя и баба Дуня помогли мне с детьми сойти на перрон. Дети жались ко мне, настороженно и с любопытством озираясь по сторонам. Я то и дело поправляла берет на голове.

– Ты не боись, – сказала баба Дуня, – сдадим тебя с рук на руки твоему благоверному…

– Аленушка, ты отлично выглядишь! – подбадривала меня Катя.