Разворот на восток

И тут я услышала: «Аленааа! Алена!» – и увидела моего генерала. Он быстро шел по перрону мне навстречу и махал рукой. А следом за ним едва поспевал адъютант и несколько солдат – наверное, он взял их для того, чтобы тащить мой багаж. Глупый, сам же учил, что путешествовать следует без излишеств… Главные мои сокровища при мне… А теперь к ним добавилось еще одно – мой любимый, ненаглядный муж… Он почти не изменился за эти полтора года – такой же прямой и резкий… Мой герой, мой отважный, благородный рыцарь…

У меня вдруг закружилась голова, а сердце забилось часто-часто. И он, подбежав, подхватил меня, и я повисла на его шее, тыкаясь губами в его лицо, жадно вдыхая его запах – такой родной, забытый…

– Какая же ты красивая… Как же я скучал… – звучал его в моих ушах его шепот, срывающийся от волнения.

А потом Слава обнял наших малышей и поднял их обоих на руки. И – странно – они не испугались, а доверчиво прижались к нему. И тут Ванятка как закричит:

– Папа! Папа!

А Машутка потянулась и стала трогать кокарду на его папахе. И тут муж, как ни крепился, не смог сдержать слез радости. Он по очереди целовал детей и что-то говорил им, нежное и смешное. Эта сцена была такой трогательной, что проходящие мимо люди улыбались, глядя на это.

На прощание я обняла бабу Дуню и Катю, которые с радостью и умилением смотрели на воссоединение нашей семьи, и мы с мужем пошли… пошли в нашу новую счастливую жизнь.

15 декабря 1943 года, Полдень. Соединенные Штаты Америки, Вашингтон, Белый Дом, Овальный кабинет.

Присутствуют:

Президент США Франклин Делано Рузвельт;

Военный министр Генри Стимсон.

Когда комиссар третьего ранга Антонова докладывала Сталину о Чикагском инциденте, она несколько преуменьшала масштаб случившегося. Сообщение агента было отрывистым и неполным. Деятельность советской разведки еще в самом начале вырвала из рядов участников Манхэттенского проекта сразу три ключевые фигуры. Генерал Лесли Гровс – гениальный организатор, в нашей истории сыгравший роль повивальной бабки американской атомной бомбы – разбился в автокатастрофе, подстроенной людьми Судоплатова. Нет человека – и нет проблемы. С Робертом Оппенгеймером и Лео Сциллардом поступили гораздо гуманнее: их «пригласили» для сотрудничества в советском атомном проекте, и они, конечно же, не смогли отказаться. Оба они были готовы отдать правый глаз и левую почку в придачу ради того, чтобы взглянуть на серийный атомный реактор подводной лодки «Северодвинск» и пообщаться с обслуживающей его командой.

Кстати, в нашей истории в создании первого американского физического реактора (проект «Поленница»[13]) ключевую роль сыграл как раз Лео Сциллард, а вот в мире, где случился Крымский Излом, конструированием реактора занимался Энрико Ферми. Первоначально считалось, что наилучшим делящимся материалом для создания цепной реакции является металлический природный уран, с получением которого имелись определенные проблемы. В прошлом нашего мира, когда экспериментаторов подстегивала неуемная энергия Лесли Гровса, к декабрю сорок второго года в распоряжении команды Манхэттенского проекта имелись только пять с половиной тонн металлического урана, остальные тридцать семь тонн делящегося материала были представлены прессованными брикетами из диоксида урана – примерно такими же, что используются в современных твелах.

Но в мире, где произошел Крымский Излом, процесс разработки физического реактора затянулся, а темпы производства металлического урана не менялись, так что к тому моменту, когда Ферми начал строить свою «Поленницу», металлический уран составлял в ней почти две трети от общей массы делящегося материала, благодаря чему реактор у Ферми получился более компактным, при большем коэффициенте размножения нейтронов[14]. Имейся у этого реактора система охлаждения и автоматическое управление, без участия человека изменяющее положение регулирующих стержней, никакой особой беды не случилось бы. Чернобыль потому и случился, что криворукие украинские экспериментаторы[15], имитируя перебои в электроснабжении, грубо вмешались в работу автоматики. Но в реакторе Ферми только система глушения цепной реакции была автоматической, зависящей от нейтронного потока. Если излучение превосходило некий опасный уровень, она вертикально роняла в центр реактора глушащий стержень из бариевой стали. Еще один такой стержень располагался горизонтально, и его использовали для ручного запуска реактора. Если хотя бы один из этих двух стержней был вставлен до конца, то коэффициент размножения нейтронов становился меньше единицы, и цепная реакция оказывалась невозможной. Остальные стержни имели только регулирующее значение и были не в состоянии полностью прервать цепную реакцию.