Рузвельт, благодаря своему положению осведомленный о важности урановых исследований несколько более прочих, узнав о таком афронте, пришел в величайшее негодование и вызвал к себе военного министра, по ведомству которого и проходил Манхэттенский проект. После того как Сталин переманил у Америки Сцилларда и Оппенгеймера, из ученых-исследователей первого класса в американской атомной команде оставались только Ферми и Теллер. Теллер погиб во время Чикагского инцидента, остался Ферми – и вот теперь какой-то дубиноголовый чиновник решает избавиться и от него, отправив последнего физика мировой величины прямо в объятия Советов. А дядя Джо – не Гитлер: разбрасываться бриллиантами не будет, а вместо того не упустит возможности дополнительно усилить свою атомную команду. Зато американский проект после последней неудачи лежит в нокдауне и не собирается подниматься, ибо пресса готова поднять ужасный крик, если на это проклятое направление будет выделен еще хотя бы цент.
И это в то время, когда Роберт Хайнлайн предупреждает, что контроль над атомной энергией в ее мирном изводе – это ключ к быстрому развитию страны. За все прочие источники энергии требуется платить – либо затопляемыми землями в случае постройки гидроэлектростанций, либо загрязнением атмосферы и кислотными дождями при эксплуатации теплостанций, а атомные станции при аккуратном обращении почти безвредны.
– Как так могло получиться, Генри, что ты оставил это дело на усмотрение мелких чиновников? – спросил Рузвельт. – Почему нельзя было спустить это дело на тормозах, направить гнев прессы на какого-нибудь малозначительного исполнителя, которого легко заменить? Почему козлом отпущения стал один из тех гениальных людей, что двигают вперед прогресс?
– Мистер президент, – развел руками Генри Стимсон, – скажу честно, мы пытались сделать все возможное, но обстоятельства были неумолимы. Этот самый Ферми и в самом деле был главным виновником случившейся катастрофы, преднамеренно отключив всю предохраняющую аппаратуру. Еще немного – и пресса начала бы копать, каким образом сомнительный иностранец получил доступ к работам, связанным с военными контрактами. И тогда точно полетели бы головы, и, кроме того, меньше чем через год состоятся президентские выборы, и эта история обязательно ляжет в копилку ваших противников…
– Выборы, Генри, это последнее, о чем я думаю в данный момент, – с горечью сказал Рузвельт. – Голова мистера Ферми стоила для Америки гораздо больше, чем головы всех чиновников вместе взятых, а вы так бездарно отдали ее дядюшке Джо… Ну да ладно, попробуем поработать с тем, что осталось – и на этот раз в каком-нибудь месте, максимально удаленном от газетных писак. Переносите всю свою деятельность в Лос-Аламос, и чтобы за пределами этого маленького городка ни одна собака даже не подозревала, чем таким особо секретным вы там будете заниматься.
17 декабря 1943 года, полдень. Москва, аэродром ЛИИ ВВС Кратово.
Солнечный морозный день с безветренной погодой и ясным небом как нельзя лучше подходил для показа начальству различных достижений народного хозяйства. Самолет, представленный сегодня высокому начальству, не был ни истребителем, ни штурмовиком, ни даже дальним бомбардировщиком, как его старший брат. Огромный белоснежный красавец, с элегантно скошенными назад крыльями – совместное изделие КБ Мясищева и Туполева – предназначался для мирных пассажирских перевозок. Советскому Союзу необходима такая машина, которая, в зависимости от класса, возьмет на борт от пятидесяти до восьмидесяти пассажиров и без посадок перевезет их на десять-двенадцать тысяч километров со скоростью в семьсот пятьдесят километров в час. И таких самолетов гражданскому воздушному флоту требуется много: крупные города Дальнего Запада и Дальнего Востока нужно связать с центром в Москве и между собой густой сетью пассажирских трасс. А еще такая машина будет незаменима на межконтинентальных маршрутах: Москва – Нью-Йорк, Москва – Лос-Анжелес, Москва – Мехико, Мадрид – Буэнос-Айрес и так далее… Полет в Америку через полюс, который для Чкалова и его товарищей был верхом беспримерного героизма, для летчиков следующего поколения прямо на глазах превращается в повседневную обыденность.
Сталин сначала долго стоял и смотрел, задрав голову, на устремленный вперед силуэт пассажирского лайнера, на сдвоенные соосные винты и огромное хвостовое оперение с нанесенным на него изображением советского флага. Потом он посмотрел на сопровождавшего его генерала Хмелева и спросил:
– Товарищ Хмелев, скажите, а в вашем мире был аналог такого самолета?