Речи

(XVII, 39) Но кто-нибудь, пожалуй, скажет: «Так вот каковы твои взгляды? Так ты наставляешь юношей? Для того ли отец поручил и передал тебе этого мальчика, чтобы он проводил свою молодость, предаваясь любви и наслаждениям, а ты этот образ жизни и эти увлечения защищал?» Нет, судьи, если кто и обладал такой силой духа и такой врожденной доблестью и воздержанностью, что отвергал всяческие наслаждения и проводил всю свою жизнь, закаляя тело и упражняя ум, причем ему не доставляли удовольствия ни покой, ни отдых, ни увлечения сверстников, ни игры, ни пиры, и если он не считал нужным добиваться в жизни ничего иного, кроме славы и достоинства, то такой человек, по моему мнению, наделен и украшен, так сказать, дарами богов. Такими людьми, полагаю я, были знаменитые Камиллы, Фабриции, Курии и все те, которые из самого малого создали это вот, столь великое[1852]

. (40) Но подобные доблести исчезли не только из наших нравов, но даже и в книгах их уже не найдешь. Даже свитки, в которых содержались заветы той былой строгости, устарели и не только у нас, следовавших этим правилам и образу жизни на деле более, чем на словах; даже у греков, ученейших людей, которые, не имея возможности действовать, все же могли искренне и пышно говорить и писать, после изменения положения в Греции появились некоторые другие наставления. (41) Поэтому одни

[1853]

сказали, что мудрые люди все делают ради наслаждения, и ученые не отвергли этого позорного мнения; другие[1854] сочли нужным соединять с наслаждением достоинство, чтобы эти вещи, глубоко противоречащие одна другой, связать своим изощренным красноречием; те, которые избрали один прямой путь к славе, сопряженный с трудом, остались в школах чуть ли не в одиночестве[1855]. Ведь много соблазнов породила для нас сама природа; усыпленная ими доблесть иногда смежает глаза; много скользких путей показала она молодости, на которые та едва ли может встать, вернее, пойти по ним без того, чтобы не споткнуться и не упасть; она предоставила нам много разнообразных привлекательных вещей, которые могут увлечь не только это вот юное, но и уже возмужавшее поколение. (42) Поэтому если вы случайно найдете человека, с презрением смотрящего на великолепие всего того, что нас окружает, которого не привлекают ни запах, ни прикосновение, ни вкус и который закрывает свои уши для всего приятного, то, быть может, я и еще немногие будем считать, что боги к нему милостивы, но большинство призна́ет, что они на него разгневаны. (XVIII) Итак, оставим этот безлюдный, заброшенный и уже прегражденный ветвями и кустарниками путь; следует предоставить юному возрасту кое-какие забавы; пусть молодость будет более свободна; нечего отказываться от всех наслаждений; пусть не всегда берет верх разумный и прямой образ мыслей; пусть страсть и наслаждение порой побеждают рассудок, только бы удержалось одно, вот какое правило в соблюдении меры: пусть юношество бережет свою стыдливость, не посягает на чужую, не расточает отцовского имущества, не разоряется от уплаты процентов, не вторгается в чужой дом и семью, не позорит целомудренных, не губит бескорыстных, не порочит ничьего доброго имени; пусть юношество никому не угрожает насилием, не участвует в кознях, от злодеяний бежит. Наконец, пусть оно, отдав дань наслаждениям, уделив некоторое время любовным забавам, свойственным его возрасту, и пустым страстям молодости, возвратится к заботе о своем доме, о правосудии и о благе государства, дабы было видно, что юношество, пресытившись, отвергло и, испытав, презрело все то, что ранее разумом своим не могло оценить по достоинству.