Регентство. Людовик XV и его двор

События разворачивались именно так, как и предвидел г-н де Сен-Симон: маршал пожелал услышать то, что регент говорил королю, и решил последовать за королем в кабинет регента; но тогда регент вполне определенно сказал маршалу, что намеревается говорить с королем о каких-то личных делах и разговор этот должен происходить с глазу на глаз; в ответ на это маршал, все более усиливая повод к нареканию, заявил, что его величество не может и не должен иметь секретов от своего воспитателя; услышав это замечание, регент повернулся лицом к маршалу и сказал ему:

— Господин маршал, вы забываетесь, вы не взвешиваете своих слов, и только присутствие короля не позволяет мне обойтись с вами так, как вы того заслуживаете.

С этими словами его высочество низко поклонился королю и вышел из кабинета.

Маршал бросился вслед за регентом, чтобы извиниться перед ним, однако тот жестом дал ему понять, что никаких извинений не примет.

На протяжении всего дня маршал петушился, говоря, что лишь исполнял свой долг и ничего другого не делал, но, тем не менее, поскольку сознание собственного права завело его, вероятно, слишком далеко, он заявлял при этом, что на другое утро явится к регенту, чтобы объясниться с ним.

И в самом деле, на следующий день, с великолепной шпагой на боку, с которой он никогда не расставался, маршал пересек двор и явился к герцогу; поскольку, как обычно, толпа придворных на его пути расступалась и никаких изменений в почестях, которые ему оказывались, заметно не было, он громко спросил:

— Где господин герцог Орлеанский?

— Он работает у себя в кабинете, господин маршал, — ответил ему дежурный придверник.

— Мне надо увидеться с ним; пусть обо мне доложат.

И в то же мгновение г-н де Вильруа направился к двери, не сомневаясь, что она распахнется перед ним.

Дверь кабинета, и в самом деле, распахнулась, однако оттуда вышел Ла Фар, капитан гвардейцев регента: направившись к маршалу, он потребовал от него шпагу.

В то же самое время Ле Блан предъявил ему приказ об аресте, подписанный королем, тогда как граф д’Артаньян, капитан серых мушкетеров, приказал подать портшез, заранее приготовленный в незаметном уголке.

В одно мгновение маршала втолкнули в портшез, который после этого тотчас же заперли и вынесли через боковое окно, открывавшееся подобно двери и выходившее в сад.

Внизу лестницы оранжереи, окруженная двумя десятками мушкетеров, стояла в ожидании карета, чтобы отвезти маршала в Вильруа, место его ссылки.

Поместье Вильруа находилось примерно в десяти льё от Версаля.

Оставалось известить короля об этой расправе. Король, как все избалованные дети, любил всех, кто его хвалил, а так как никто не хвалил его больше, чем г-н де Вильруа, то король очень сильно любил маршала.

И потому при первом же известии об отсутствии г-на де Вильруа, не желая выслушивать никаких причин, оправдывавших этот арест, король принялся плакать; регент пытался утешить его, но на все доводы, какие он мог привести, юный государь никак не отвечал; видя это, регент поклонился ему и вышел из комнаты.

Весь остаток дня король пребывал в печали; но еще не то началось, когда на другой день, не видя епископа Фрежюсского, он поинтересовался, где тот находится, и ему ответили, что епископа более нет в Версале и никто не знает, где он.

В то же время распространился слух, будто между маршалом и епископом было заключено соглашение, посредством которого каждый из них, в случае если другой подвергнется ссылке, брал на себя обязательство добровольно удалиться в ссылку одновременно с ним.

Вильруа полностью убедил короля в том, что его окружают лишь враги и отравители и что своей жизнью он обязан только неустанным заботам своего воспитателя и своего наставника, и потому, видя себя разлученным с тем и другим одновременно, юный государь впал в подлинное отчаяние.

Регент никак не предвидел такого хода событий и оказался в смертельном затруднении. Дюбуа вообразил, не имея на то никаких оснований, что епископ Фрежюсский находится в Ла-Траппе, и, полагаясь лишь на эту догадку, туда отправили курьера, как вдруг стало известно, что епископ удалился всего-навсего в Бавиль, к президенту Ламуаньону.

Как только регенту стало известно, как следует относиться к отъезду епископа Фрежюсского, он поспешил сообщить королю, что его наставник вернется в течение дня; это несколько утешило юного государя. Курьер, уже севший в седло, чтобы ехать в Ла-Трапп, отправился в Бавиль, и, как регент и обещал королю, его наставник вернулся в тот же день.

Таким образом, епископ Фрежюсский оказался освобожден от своей клятвы. И в самом деле, он добровольно удалился в ссылку в тот самый день, когда был сослан г-н де Вильруа. И в том, что король приказал ему вернуться, не было его вины; ведь первейший долг подданного состоит в том, чтобы повиноваться государю, и епископ Фрежюсский повиновался ему.