Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь)

«У вас в России (vous autres, en Russie) все восхищаются революциями, сурово говорил Тэн: думают, это эпохи благородных идей и самоотверженных актов. Ничуть! Я вам скажу (а я знаю: я не только изучал, я переживал их): революции гораздо чаще - простор для разлива самых грязных страстей и поступков. Меня называют реакционером, но я только правду говорю; нашел ее в памятниках и видел своими глазами». - И он стал рассказывать вереницы фактов, которые рисовали «изнанку революции» (les saletés de la révolution: так он говорил на своем желчном языке). Глубокие, острые глаза блестели негодующим огоньком, худощавое лицо морщилось, насупились густые, стариковские брови; но голос звучал молодою энергией ⁶.

Французы, поклонники истории и культуры, консерваторы дорогого наследия старины, нарочно резко преувеличивали оборотную сторону медали для развенчания в уме собеседника русских иллюзий, русской веры в революцию, о которой они издали наслышались. Но это не так легко, и меня они не убедили. Меня интересовали их речи больше психологически, как проявления «французского скептицизма». По шаблону так обыкновенно квалифицировалось у нас, и вряд ли верно, умственное настроение современных мыслителей великой нации, которую мы вслед за немцами готовы были считать вырождающейся.

Мы вообще не видим в революциях изнанки. Картина их раскрывается перед нами всего чаще одною блестящею поверхностью. Из сочинений историков, чужих и наших, мы не усматриваем, что прочными результатами оказывались именно те перемены, которые подготовлены были вековым созидательным трудом, а революционные взрывы только сбрасывали сгнившую оболочку. Мы не чувствуем, что, наоборот, эксцессы насилия, затягивавшиеся революции подтачивали достигнутый прогресс, способствовали оживанию низвергнутого зла. Мы изучаем и не разочаровываемся в культе революционного начала. Должно быть, опыт еще недостаточно открыл глаза. Истомленные царизмом, мы недовольно еще намучились революциями. Сколько же предстоит нам еще их пережить!

3.

На страницах газет - даже умеренные («буржуазные»!) не отстают часто от крайних, подчиняясь новому стилю - и в речах на съездах и митингах слово -революция звучит ежесекундно, кстати и некстати, так что теряет достоинство, обесцвечивается от повторения. Если это - лучшее слово, берегите его, почитайте, не треплите по улице. Так же, как и другое, доброе слово - товарищ.

Революционный народ, революционная армия, революционное правительство, революционная демократия, город, школа, деревня, литература, революционный порядок ¹, но и дальше все до мелочей дублируется этим прилагательным

⁷. А те понятия, к каким этот признак плохо применяется, как, например, не только монархия или полиция, но и буржуазия, церковь, боюсь (для некоторых) даже наука, религия вообще, - отбрасываются самыми правоверными, как преступные, негодные или подозрительные. Все время страшатся за революцию, воздвигают правительство спасения революции.

Революция как бы становится необходимым, постоянным условием правильного и благонадежного существования, а не резким, преходящим потрясением, являющимся порою неизбежным разрешением кризиса. Она санкционируется, как будто бы вечное сопутствие благу: восклицают - «революция продолжается»! А то мечтают о «мировой, перманентной революции». Стращают революцией, как карою, слабые сердца тех, кого подозревают сторонниками старого порядка: смотрят кругом недреманным оком (совсем, как встарь!), указуют обличительным перстом, вопят: «контрреволюционер!» (как прежде кричали - «социалист!») ⁸

.

Нас постигла какая-то мания, одержимость! Рабство понятию - великая беда, особенно когда оно выветривается в слово, теряя глубокий смысл, рея в воздухе, как мираж, вызывая, однако, очень фанатическое чувство.

Коли осмелюсь я сказать, что революция - великое бедствие, коли буду утверждать, что ее нельзя, не должно любить, а следует страшиться, а потому всеми добрыми силами предупреждать; если же не удалось достигнуть желанного мирными средствами, своевременными честными реформами, то надо стремиться всем как можно скорее из нее выйти, - коли я это скажу, слова мои будут обозваны многими реакцией и кощунством. А почему? Может быть, именно в них и только в них - благо и истина! Надо анализировать понятия, которыми орудуешь, как руководящими началами для деятельности.