Революция

Мартин, ослепленный светом, пытался сохранять душевное равновесие, чтобы не впасть в искушение жалости к себе. Он хотел, чтобы напоследок на лице его застыло такое же безразлично-спокойное достоинство, с каким падали у стены уже многие. Спокойный ужас приличествовал ему. В конце концов, думал он, люди умирают уже многие сотни тысяч лет – с тех пор как существует этот мир, – и конечный результат пока не изменился. Земля продолжает бесстрастно вращаться вокруг Солнца. И в этот миг во всех уголках планеты зарождаются новые жизни, чтобы в свой черед, рано или поздно, сгинуть без следа.

– Готовься! – крикнул тот же голос.

Мартин, стараясь держаться прямо, стряхивал с одежды засохшую грязь. Потом вспомнил, как вел себя в схожих обстоятельствах несколько лет назад офицер федеральной армии, и поднял руку, чтобы застегнуть верхнюю пуговицу воротника, продолжая при этом спокойно всматриваться в темноту.

Ни в чем не раскаиваюсь, снова подумал он.

– Целься!

Ему казалось, что время остановилось и пауза длится вечность. Миг спустя он отвел глаза от неба, теперь уже ставшего непроглядно-черным, и взглянул на освещенные сзади силуэты солдат, от которых на землю ложились такие длинные тени, что стволы карабинов дотягивались до его ног.

Он заморгал в растерянности.

Чего они тянут? Чего ждут, сволочи?

Две фигуры отделились от строя, направились к нему. Он почувствовал, как несет от них по́том и ружейным маслом. Один из подошедших упер ему в бок ствол, другой ухватил за руку. Его грубо оттащили от стены.

– Пли.

Залп оглушил его. Испуганно обернувшись, Мартин увидел, как пули выбивают из одежды и из стены фонтанчики пыли, как валятся оба вильиста. Они упали молча: один на спину, другой ничком, и офицер с пистолетом в руке приблизился к ним, чтобы прикончить.

Солдат ткнул Мартина стволом:

– Шевелись, сукин сын.

Лиц этого солдата и его напарника он не видел. И повиновался, не понимая, что происходит. И что его ждет. Пройдя несколько шагов, остановились на могиле. В темноте белели мраморное надгробье и крест.

– Сядь.

Мартин покорно сел. Он не сомневался, что его убьют, но не понимал, почему для него припасли такой конец. Усталость, которую он перебарывал усилием воли, теперь навалилась с новой силой. Он уронил голову в ладони, почувствовав внезапное изнеможение. И сидел так, пока не услышал шаги, а потом перед ним возникла чья-то тень. Чиркнула спичка. И прежде чем догорел ее огонек, поднесенный к сигаре, Мартин увидел на воротнике у того, кто раскуривал ее, три полковничьи звезды.

– Воистину мир тесен, сеньор Гаррет, – сказал Хасинто Кордоба.

Они сидели рядом на могиле. Две почти неподвижные тени, сливающиеся с ночной тьмой. Только недавно смолкли залпы.

– Я вас узнал в свете фар. Мой автомобиль доставили сюда, чтобы видно было, в кого стрелять. А когда увидел вас, сначала не поверил.

Огонек сигары разгорался ярче, когда Кордоба подносил ее ко рту. Мартин чувствовал аромат гаваны.

– Настоящая катастрофа для вас, – продолжал Кордоба. – Двадцать или тридцать кавалерийских атак на наши позиции, но линию обороны так и не прорвали. Самоубийственные атаки – вполне в духе этой хвастливой скотины Панчо Вильи. Заваливает мясом своих солдат – и ни одного маневра. Огромные потери… тысячные… Так что вам очень повезло. Где вас взяли?

– Не знаю, – ответил Мартин уклончиво. – Там где-то.

Ночь была безлунная и беззвездная. Слабое свечение шло издалека – оттуда, где во рву еще догорали трупы казненных. Двое солдат, приведших Мартина, стояли неподалеку: их силуэты время от времени показывались во тьме, где слабо белели памятники, кресты, ниши.

– Какого дьявола вы сунулись во все это? – спросил Кордоба.

– Я там был и раньше.

– Да, разумеется… Мне говорили. Торреон и Сакатекас, верно? И апофеоз – день, когда вы вошли в Мехико, не так ли? Я-то был на юге, воевал с сапатистами. А потом, в Веракрусе, с американцами.

Он умолк, пососал сигару. Ее огонек освещал его пальцы и усы.

– Собираюсь жениться на Йунуэн.

Сказано было нейтральным тоном, не окрашенным никакими чувствами. Так, скупо и сжато, сообщают для сведения.

– Я знаю, что вы сделали для ее отца, – добавил он, немного помолчав.

– Да, в сущности, ничего особенного я не сделал.

– Много больше того, на что отважились бы тогда другие. Может быть, вы спасли ему жизнь.

Красная точка в его пальцах стала ярче.

– Вы сбиваете меня с толку, Гаррет… Продолжаете оставаться в Мексике, несмотря на все, что с вами было.

Темнота скрыла усталую улыбку Мартина.

– Лучше места пока не нашел.

Кордоба молчал, словно обдумывая услышанное. Потом ощупью отыскал руку Мартина и вложил в нее плоскую металлическую флягу.

– Неужто вы в самом деле верите во всю эту чушь? В Панчо Вилью и его присных? Представляете, что останется от него теперь?

Мартин отвинтил крышку и сделал глоток. Во фляге оказался коньяк. Крепкая жгучая жидкость обожгла желудок, но взбодрила.

– И что же?