«Не может быть. Я схожу с ума». Маша закрыла глаза, коротко охнула, схватилась за горло и громко застонала. Тут же рядом раздался протяжный вой, переходящий в ликующий лай! Да-да, еще не открывая глаз, Маша поняла, что это Рекс, что чудеса на свете бывают, и, если она не окончательно сошла с ума, рядом должен быть и хозяин.
А Рекс, могучий, грозный Рекс, вскинулся передними лапами на коляску и лизал лицо, волосы, руки и даже бинты хозяйки. Маша, как когда-то на фронте, прижала его к себе и так сладко, свободно и счастливо заплакала, а Рекс так искренне подхватил, что его вой разнесся по всему парку.
– Ну вот, опять эта парочка вместе и опять за своим любимым занятием, – раздался нарочито грубоватый голос. – Ишь, заливаются.
Маша оторвала лицо от лоснящейся шерсти Рекса и, хотя прекрасно понимала, кого увидит, на какое-то мгновение остолбенела. Перед ней стоял словно только сошедший с экрана офицер. Хромовые сапожки, суконная гимнастерка, новенькая фуражка, шинель внакидку, гладкое лицо – эдакий тыловой донжуан. Вот только глаза. Да, по таким глазам фронтовики еще долго будут узнавать друг друга.
– Витенька-а! – протянула она руки. – Наконец-то…
Виктор опустился на колени, бережно обнял худенькие плечи самой дорогой на свете женщины и заглянул в ее сияющие от счастья, полные слез глаза.
– Это ты? – спросил он. – Неужели это ты? Неужели я тебя нашел?
– А ты искал? Искал, да? – улыбалась Маша.
– С первого дня! Как только прочел ту проклятую записку.
– Записку? Я тебе ничего не писала.
– Не ты, а Маралов. Сообщал, что подобрал тебя раненой и выходит из боя. Сколько я потом его искал!
– Нашел?
– Нет. Их полк перебросили на другой фронт.
– Жаль. Очень жаль. Если бы не он…
– Я знаю.
– Нет, Витенька, ты не все знаешь. Если бы не он, меня бы не было на свете. Ведь он спас меня дважды: когда вывез с поля боя и когда отдал полтора литра своей крови. Так что мы с ним породнились.
– И прекрасно! Давай назовем сына его именем. А самого Маралова попросим быть… как это… крестным отцом.
– Я как раз хотела тебя просить об этом.
А потом она стала рассказывать Виктору, как искала его, как подруги по палате подняли на ноги горвоенкомат, как решила найти его мать, да вот не знала имени…
– Мне было проще. Запросы строчил Васильев, а я стоял над его душой и недвусмысленно намекал, что, если не найдет твой госпиталь, пожалуюсь Рексу.
Услышав свое имя, Рекс приподнял голову, но хозяин ничего не приказывал – и он снова растянулся на листве.
– Перед самым отъездом в Москву я получил адрес госпиталя. Конечно же хотел сразу рвануть сюда, но нас отвезли в санаторий и целую неделю никуда не выпускали: велели отсыпаться, отъедаться и вообще привести себя в божеский вид.
– Погоди-погоди, – пришла наконец в себя Маша. – Если я правильно поняла, тебя вызвали в Москву?
– Так точно.
– Зачем? Какая-нибудь переподготовка? А как же Рекс? Как удалось взять его с собой? Или вас куда-нибудь забрасывают? Говори сразу, не томи.
– Забрасывают, – усмехнулся Виктор. – Вернее, я там уже побывал. Правда, без Рекса. Его туда не пустили. Одну минуточку, Мария Владиславовна, – отступил на пару шагов Виктор. – Попрошу закрыть глаза. Вот так. А теперь откройте!
– Ну и что? – непонимающе улыбалась Маша.
Картинным жестом Виктор сбросил шинель. Маша открыла глаза – и, как девчонка, захлопала в ладоши! На груди Виктора сияла Золотая Звезда Героя Советского Союза.
– Родной мой! Витенька! Поздравляю! Дай поцелую! Слава богу! Я не сомневалась, я никогда не сомневалась. Ну надо же, сколько всего в один день! Я не знаю, я совсем не знаю, что мне делать и что говорить. Я буду просто реветь от счастья, ладно? Ты меня извини, но я ничего не могу с собой поделать, – зарылась она в руки Виктора. – Реву и реву. Мне никогда не было так хорошо. Теперь можно и умереть.
– И думать не моги! – шутливо приказал Виктор. – Теперь будем жить. А через много-много лет, когда надоест бродить по этой земле, вместе отправимся на небеса. В один день. Договорились?
– Договорились, – сквозь слезы улыбнулась Маша.
А Виктор гладил ее мягкие волосы, вытирал слезы с мокрых щек, чувствовал, что и у него предательски щекочет в горле, – и ему было так хорошо, так покойно, как никогда в жизни. Он рассказал, с каким трудом добился разрешения взять с собой Рекса, как пристроил его сторожем в санатории, как полюбили его врачи и медсестры, как было смешно, когда в санаторий приехали портной и сапожник, чтобы одеть и обуть фронтовиков, представленных к званию Героя, – хромовые сапоги и суконные гимнастерки шли им как корове седло, но со временем ребята привыкли. Рассказал и о торжествах в Кремле.
– Ты вот что мне скажи, – попросил Виктор. – Я все никак не решусь о самом главном… Что говорят врачи? А то я с ними не успел перемолвиться. Как только дежурная сказала, что ты в парке, а парк, мол, большой и без провожатых тебя не найти, я сказал, что провожатый у меня свой, и тут же пустил Рекса.