Рифейские горы

— Нас здесь отлично принимают. Почёт и уважение, — усмехнулся с горечью Айвар, прислушиваясь к тому, как закрывают на засов двери.

Лидас ничего не сказал, перебрался к Кэйдару, принялся проверять, как он.

Араны принесли им поесть: варёного мяса, мягкого сыра, хлебных лепёшек из дрожжевого теста, в небольшом кожаном мешке с пробкой было пиво, а в глиняной бутыли — ледяная вода.

Но поели они мало. Кэйдар боялся тошноты, больше пил, он даже во время еды держался обособленно. То, что варвар поднял на него руку, в прямом смысле слова разъярило его. Он долго не мог успокоиться, даже этот овечий сарай был тесен ему в его ярости, не имеющей выхода. Но и в двери стучать он больше не решился.

Айвар тоже почти ничего не ел: перед поединком не хотелось нагружаться. Да и голова должна сохранять ясность. Аппетита-то и не было, если честно, но и не есть было нельзя. На голодный желудок быстро ослабеешь, а это ещё хуже.

Лидас провозился с едой дольше всех. Ему трудно было управляться одной рукой. Ни хлеба отломить, ни сыра. Кэйдар не предложил ему свою помощь, а сам Лидас стеснялся попросить.

Айвар со своей пайкой ел отдельно, подальше от господ аэлов. Кэйдар никогда бы и не позволил ни себе, ни ему, тем более, есть с общего куска.

Так они дождались вечера, и время это показалось им всем растянувшимся до бесконечности. А когда стемнело настолько, что они перестали различать лица друг друга, за ними пришли.

Айвар всё это время мысленно Матери молился, помощи просил и защиты. Он совсем не был уверен в своей победе и в своих силах. Сколько месяцев меча в руках не держал, та минутная стычка с Аксетием — не в счёт. Последний его настоящий поединок был на арене, с Антирпом, во время Празднеств.

А после много чего успело произойти: сломанная рука, искалеченные пальцы, многодневные пытки, жизнь впроголодь. Как это скажется сейчас? Явно не в твою пользу. Конечно, эти пять дней, пока шли с аранами в их земли, тебя никто не бил, не гнал из последних сил, да и кормили сравнительно неплохо. У тебя было время немного отдышаться, поднабраться сил. Но не для этого же!

Наверняка против тебя выпустят лучшего из воинов, лучшего из аранов. Да, это последний вечер в твоей жизни. Всё понятно, ты так и думал с самого начала: араны проведут какой-то обряд, связанный с похоронами, они придумают, как убить нас так, чтоб всё это выглядело торжественно, но почему оно названо «тайтан»? Если дословно, «шкура белого зверя». Что бы это могло значить?

Что это значит, Айвар понял позднее, когда их привели. Расчищенная от снега и тщательно утоптанная поляна недалеко от посёлка, окружённая со всех сторон дубами. Огромные костры горели тоже по кругу. На нескольких из них в котлах варилось мясо для поминального ужина, в стороне от живых лежали тела убитых в походе воинов, приготовленные для захоронения.

Участники похорон — взрослые мужчины, от пятнадцатилетних подростков, уже прошедших инициацию, до глубоких стариков — располагались на поляне среди костров. Почётное место отведено было царю аранов, и он был уже тут, когда привели пленных.

Их встречали криками и свистом, пока проводили до положенного места, Айвар, не отрываясь, смотрел в центр площадки, на расстеленную шкуру свежезабитого быка. Его мясо варилось на огне, им поминали умерших, а шкура, белая, чистая шкура без единого пятнышка чёрной шерсти и крови, лежала на земле кверху шерстью. Её уже порядком прихватило на мороженной-то земле.

И это было место для предстоящего поединка. Айвар понял это и судорожно сглотнул.

А их, судя по всему, привели не к самому началу совета племени. Все давно были в сборе, а жрецы уже служили какую-то свою службу: с дымящимися факелами обходили шкуру вокруг, отделяя это место для священного действия.

Момент, когда царь поднялся и заговорил, Айвар глупо пропустил, глядел всё заворожённо на шкуру быка, но когда все вокруг смолкли, перевёл взгляд туда, где стояло кресло.

Царь аранов, высокий, статный сильный мужчина, говорил громким голосом на своём языке, как оказалось, объявлял для всех правила будущего боя. А сын его, царевич Дайрил, участник жертвенного поединка, стоял рядом по правую руку, облачённый в доспехи воина. Лёгкий панцирь из металлических пластин, щит до середины колена, меч и два коротких копья — он был готов к встрече и вышел в полном вооружении, взяв всё, что берёт с собой в бой всякий аран.

Царь говорил, а Айвар, плохо слушал его, выхватывал какие-то обрывки выверенных веками правил:

— Шкура священного зверя — это место для двоих! Третьему не вступать!

— Только кровь может нарушить границу священной шкуры зверя! До этих пор никому на неё не вступать!

— Живым и способным продолжать бой считается тот, кто обеими ногами стоит на шкуре;

— Тот, кто и второй ногой сойдёт со шкуры — будет убит;

— Тот, кто будет ранен настолько, что кровь его попадёт на священную шкуру, — считается мёртвым;

— Если таковыми будут оба воина, жизнь сохраняется обоим;

— Оружие для боя выбирают по обоюдному согласию или же то, какое имеется.