Айвар ничего подобного сроду не видел, смотрел, как аран промывает тряпку, как моет руки до самых локтей, и желание ругаться сразу же пропало.
— Это не вода, это масло, — вырвалось у него невольно, — чёрное масло…
— Это не простая вода, это — подарок Матери. Подарок для нас, перворождённых. — Айгамат усмехнулся, выпрямляясь. — Ты бы помер уже, если б я в первые дни не купал тебя в этой воде. Ты не помнишь сам, ты тогда в беспамятстве был…
Но Айвар помнил. Кое-какие ощущения, которые помнило тело, а не мозг: чувство общей лёгкости, расслабленность, умиротворение.
— Правда, вода священного озера доступна лишь перворождённым. Мне пришлось отвозить тебя туда тайно, чтоб никто другой больше знать не мог.
— Отвозить? — Айвар поморщился.
— Да. На повозке с мулом. Сколько можно, а потом на руках… Мне внучка моя помогала. Она одна знает, что я купал тебя… — Айгамат улыбнулся, выставляя обе руки раскрытыми ладонями так, чтоб показать, как он держал в воде тело Айвара. — В этой воде вес совсем не чувствуешь. Она приятная, тёплая, ласковая, как во́ды в чреве матери…
Да, так ему и казалось тогда. Эта лёгкость в теле, она долго в памяти хранилась. И голоса ещё. Голос самого старика и женский, молодой, с тёплыми звучащими нотками голос. Значит, всё это не было сном, как тебе думалось поначалу.
Вместе с воспоминаниями опять нахлынули те, давно пережитые ощущения, приятные и лёгкие, но голос арана отвлёк, вернул к действительности:
— Ты про мать свою, кстати, не болтай никому. Айнур страшным проклятием проклял отца твоего, Дайанора. Он и тебя убить потребует…
— Но меня-то за что? — удивился Айвар.
Старик ответил не сразу, он переливал лечебную воду в глиняную бутыль с высоким узким горлышком.
— Нет более страшного позора для отца, чем дочери лишиться, без выкупа, без свадьбы. Украли, как рабыню! Это ж позор на всю семью.
Айнур, главный жрец в храме Моха, фигура почётная и уважаемая, такого он никогда не забудет. Он мстить будет всему роду твоему, мстить за кражу.
— Моя семья далеко отсюда, как тут мстить?
— Зато ты близко! — Айгамат глянул на Айвара поверх плеча, сцедив последние капли, отставил в сторону опустевшее ведёрко.
— Меня поэтому и жить оставили, да? — с горькой усмешкой спросил Айвар. — Этот Айнур меня за отца моего убивать будет. Зачем тогда лечить было?
— Я не знаю, что с тобой делать хотят. Жрец Айнур хоть и брат мне, — при этих словах Айвар удивлённо бровями дрогнул, — но его мысли даже мне не всегда ясны. Мне приказали тебя лечить и кормить, я лечу. А что дальше с тобой будет, не знаю.
Айгамат вышел на улицу, ещё шире отдёрнув войлок, закрывающий вход в пещеру. Айвар, проводив старика-арана взглядом, поднял с пола пустое ведро. Приклёпанная проушина для ручки оторвалась с одной стороны. Сама-то жесть неплохая, а вот клёпки дрянноватые, уже перетереться успели.
Был бы подходящий инструмент под рукой, здесь работы на пять минут. Кусочек железа от гвоздя для клёпок и молоток обычного веса.
Айгамат вернулся с охапкой дров, и Айвар встретил его неожиданным вопросом:
— Здесь где-нибудь поблизости кузня есть?
* * *
Мехи с упругим хрипом гнали воздух в горн. С каждым выдохом раскалённый уголь чуть потрескивал, отдавая свой жар. Мальчишка-помощник, парнишка лет четырнадцати, тянул ручку на себя обеими руками, водил лопатками под мокрой от пота рубашкой. Приказ кузнеца принял как передышку:
— Эй, сгоняй-ка, узнай точно, на скольких лошадей ковать?
Сам мастер выделывал подковы. В небольшие, заранее просверленные в трёх местах отверстия вбивал раскалённые шипы. Специальные, чуть заострённые книзу. Они, мараги, такими подковами ковали своих лошадей для езды по скалам, для большей устойчивости.
Айвар сидел на чурке возле чана с водой, рядом у ног — сломанное ведро, молча наблюдал за работой кузнеца. Аран, довольно молодой, лет тридцати или чуть больше, крупнотелый, но высокий ростом и потому казавшийся необычайно сильным, легко перемещался на крошечном пятачке между горном и наковальней. Управлялся один без помощника: в одной руке клещи, в другой — небольшой молот на короткой ручке.
Движения спорые, но без лишней суеты, чётко выверен каждый удар. Под лоснящейся от пота кожей мышцы, твёрдые, как камни, перекатываются. Аран работал голым по пояс, только повязал передник кожаный.
Готовая подкова с шипением опустилась в воду. Держа поделку клещами, аран перевёл глаза на Айвара, глянул сверху, спросил с усталой улыбкой, впервые за всё время интерес выказал:
— На починку что принёс или просто посмотреть?
Айвар без слов, без объяснений протолкнул носком сапога ведро поближе.
Аран бросил подкову в общую кучу, утираясь локтем, коротко рассмеялся.
— У меня ещё, вон, — подбородком двинул в сторону горна, — на три подковы заготовки калятся, когда сделаю, посмотрю.
— В четыре руки быстрее управимся, — неожиданно даже для себя самого предложил Айвар.