Читаем Ригведа полностью

Учитывая сказанное до сих пор и типологические данные - как относящиеся к ритуалу (разделив жертву на части, определив функцию-назначение каждой из них, из них же собирают новое "целое", новый мир, исходя из правил отождествления частей жертвы и элементов мира; при этом часто используются соответствующие материальные символы, ср. изображения сердца, печени, языка, головы, рук и т.п., которые в этом случае и несмотря на свое символическое значение оказываются "вещами", предметами), так и к языку (ср. характерные триады типа нем. Werk "дело", "действие": Ge-werk "изделие", "вечный" результат действия, дела:

wirken "делать", "работать" и т.п., ср. и Werkzeug, об орудии, инструменте действия, "овеществленном" делателе), - можно думать, что и в языковом сознании человека ранневедийской эпохи, и в определенной им модели мира kdrman-
"дело-деяние", одновременно и "ритуал", каг-, соответственно -"делать", "совершать" (в частности и, может быть, прежде всего - ритуал) и kartdr- "деятель", "совершитель" (и ритуала) в совокупности имплицируют и представление о результате этого "дела" -изделии, вещи (ср. позднейшее понятие кармы, сформировавшееся в результате процессов абстрагирования и спиритуализации исходного источника, еще сохранявшего память о связи со сферой конкретного и вещественного). Если эти соображения верны, то все, что составляет объектную сферу глагола
каг-, должно в той или иной степени "овеществляться" при попадании в поле действия этого глагола. И это снова возвращает нас к роли ритуала и ритуальной "предыстории" вещей. Ритуал - дело (каг-тап-), но и дело - ритуал (кагтап).
И если вещь как "сделанная" результат дела-ритуала, то отблеск этого прошлого статуса и исходного локуса вещи должен еще сохраняться на "целом" ведийского вещного космоса. - И последнее из предварительных замечаний. Ссылки на то, что РВ - особый сакральный текст и что он односторонне отражает положение дел, пренебрегая "низкой прозой" профа-нической жизни, где все могло быть иным, не могут в данном случае быть существенными. Важно не то, "к а к это было в действительности" (сам этот вопрос, связанный с иллюзией абсолютно объективного наблюдателя-описателя, улучшенного образа нашего Я, перенесенного в ведийский мир, зачеркивает требование верности "действительному"), а то, какой представлялась эта "действительность" ведийскому сознанию, где была его "сильная" позиция, с точки зрения которой только и могли судить о мотивирующем, объясняющем, определяющем все множество "иного". Несомненно, что это "действительное" и "сильная" позиция его находились в ритуально-религиозной сфере, в поле са-кральности и что именно РВ - наиболее авторитетное свидетельство о "действительном" ведийского сознания и соответствующего мира. Все иное выводилось из этого главного и представлялось ухудшенным оплотнением идеального, результатом отпадения от сакрального, той порчи, которая определяет сферу профанического, трактуемого как неподлинное или менее подлинное, чем мир высших ценностей ведийской жизни.

* * *

Текст РВ позволяет на основании слов восстановить круг вещей, стоящих за этими словами, а по набору вещей ("вещей-слов") - условия жизни ведийских ариев (собственно, некий текст "ведийской жизни", в котором ключевые точки, образующие состав элементов подлинного текста РВ, соединены более или менее "естественным" образом вторичным текстом - "метатекстом" исследователя, образующим контекст этих ключевых точек). Источник реконструкции откладывает отпечаток на конечные результаты, и поэтому "условия жизни" по необходимости ориентированы на "вещный" пласт, определяющий их, - на вещи, включающие в себя и вещи для производства вещей ("инструменты"). Поэтому далеко не все условия жизни получают здесь свое отражение. Те "условия", которые не имеют своего "вещного" сгущения, предметной проекции, остаются вне рассмотрения. Впрочем, и не все, что могло бы пониматься ведийскими ариями в "вещном" коде, будет представлено ниже. По соображениям отчасти теоретического (принципиального) характера, а отчасти и практического (экономия места) здесь опускается из разбора то, что относится к экологии (флора, фауна, элементы ландшафта, атмосферно-метеорологические факты и т.п.), к космологии, к кругу понятий, обозначающих высшие духовные ценности, к мифологическим персонажам, к элементам социальной организации, к сфере "чужого" ("не-ведий-ского") и т.п., даже если кое-что из этого могло мыслиться как "вещное".

Перейти на страницу:

Все книги серии Веды

Ригведа
Ригведа

Происхождение этого сборника и его дальнейшая история отразились в предании, которое приписывает большую часть десяти книг определенным древним жреческим родам, ведущим свое начало от семи мифических мудрецов, называвшихся Риши Rishi. Их имена приводит традиционный комментарий anukramani, иногда они мелькают в текстах самих гимнов. Так, вторая книга приписывается роду Гритсамада Gritsamada, третья - Вишвамитре Vicvamitra и его роду, четвертая - роду Вамадевы Vamadeva, пятая - Атри Atri и его потомкам Atreya, шестая роду Бхарадваджа Bharadvaja, седьмая - Bacиштхе Vasichtha с его родом, восьмая, в большей части, Канве Каnvа и его потомству. Книги 1-я, 9-я и 10-я приписываются различным авторам. Эти песни изустно передавались в жреческих родах от поколения к поколению, а впоследствии, в эпоху большого культурного и государственного развития, были собраны в один сборникОтсутствует большая часть примечаний, и, возможно, часть текста.

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Древневосточная литература

Похожие книги

Шицзин
Шицзин

«Книга песен и гимнов» («Шицзин») является древнейшим поэтическим памятником китайского народа, оказавшим огромное влияние на развитие китайской классической поэзии.Полный перевод «Книги песен» на русский язык публикуется впервые. Поэтический перевод «Книги песен» сделан советским китаеведом А. А. Штукиным, посвятившим работе над памятником многие годы. А. А. Штукин стремился дать читателям научно обоснованный, текстуально точный художественный перевод. Переводчик критически подошел к китайской комментаторской традиции, окружившей «Книгу песен» многочисленными наслоениями философско-этического характера, а также подверг критическому анализу работу европейских исследователей и переводчиков этого памятника.Вместе с тем по состоянию здоровья переводчику не удалось полностью учесть последние работы китайских литературоведов — исследователей «Книги песен». В ряде случев А. А. Штукин придерживается традиционного комментаторского понимания текста, в то время как китайские литературоведы дают новые толкования тех или иных мест памятника.Поэтическая редакция текста «Книги песен» сделана А. Е. Адалис. Послесловие написано доктором филологических наук.Н. Т. Федоренко. Комментарий составлен А. А. Штукиным. Редакция комментария сделана В. А. Кривцовым.

Поэзия / Древневосточная литература