К. Жуков:
Но Октавиан оказался, как и его приемный папа, умный — ни с кем не стал сводить счеты, заставил выбрать себе второго консула — Квинта Педия. Квинт Педий (я думаю, скорее всего, это инициировал Октавиан, но закон называется «законом Педия») продвинул в сенате закон о признании вины всех заговорщиков против Цезаря. В нем указали кого попало. Заговорщиков лишили воды и огня, то есть объявили врагами народа.Д. Пучков:
Любителям 1937 года на заметку. А как по-латыни «враг народа»?К. Жуков:
Затрудняюсь сейчас сказать.Д. Пучков:
Потому что когда американский фильм называют Public Enemy, а переводят как «враг государства» — какого государства?К. Жуков:
Нет-нет, это «враг народа». Виноватыми назначили Децима Брута и Секста Помпея, который был вообще ни при чем.Д. Пучков:
Не при делах.К. Жуков:
А вот негодяев Лепида, Марка Юния Брута, Гая Кассия Лонгина почему-то не включили в список.Д. Пучков:
И прочую сволочь…К. Жуков:
Назначили стрелочников. У Децима Брута-то все вроде как было в порядке, потому что он, между прочим, выступал против изменника Марка Антония (после того как он соединился с Марком Эмилием Лепидом, их обоих назначили врагами государства). Децим Брут был приличный человек, и вдруг выяснилось, что он тоже враг народа. В итоге с ним осталось 300 человек войска, остальные убежали. Он поехал в Галлию к знакомым галлам, которым делал в свое время пацанский подгон, те его поймали и написали Марку Антонию: «А у нас тут Децим Брут!» Марк Антоний сказал: «Это очень хорошо. Отрубите ему голову и пришлите мне». Так галлы и поступили.Д. Пучков:
Круто!К. Жуков:
Вот так Децим Брут закончил свою политическую карьеру. К сожалению, в фильме этого не показали, а было бы интересно. Но тогда бы двумя сезонами дело не ограничилось. Таким образом, Децим Брут выбыл из игры, а у Антония собрались серьезные силы. И тогда Октавиан решил с Марком Антонием помириться. Собственно говоря, все его политические маневры после Мутинского сражения были направлены на то, чтобы сократить количество центров силы до двух. Тогда, по крайней мере, будет с кем договариваться. Он вывел из игры одного, другого. Оставался Марк Антоний, но он был слишком мощный, его так было не завалить.Д. Пучков:
А тем временем на поле битвы Пулло бродит среди трупов…К. Жуков:
Встречает Октавиана.Д. Пучков:
«Тит Пулло, только не говори, что ты обираешь трупы». — «Ты кто?» — «Не узнаешь, Пулло?» — «Это ты, юный господин?» — «Мы старые друзья». — «Октавиан?» — «Теперь меня зовут Цезарем». — «Возмужал! Всегда знал, что в тебе это есть. Значит, ты победил?» — «Похоже, да». — «Но как — без обид?» — «Моя заслуга мала, легионы под предводительством Гирция и Пансы сражались героически, а остальным я обязан Агриппе». Агриппу как-то не раскрыли — какой-то мордатый лох, вокруг Октавии прыгает, и понять, что он мегаполководец, зрителю не удалось.К. Жуков:
Марк Випсаний Агриппа здесь просто какой-то Молчаливый Боб из фильма «Джей и Молчаливый Боб».Д. Пучков:
Боб-молчун.К. Жуков:
Да. В словах Октавиана ошибка, потому что Гай Вибий Панса в это время мучительно помирал от раны и в сражении участия по понятным причинам не принимал.Д. Пучков:
«Ну, как бы то ни было, поздравляю». — «И что привело тебя сюда, Пуллон? Судя по всему, ты не принимал участия в бою?» — «Ворен покинул Рим с Антонием — надеялся отыскать его до начала сражения, приехал сообщить, что его дети живы. А теперь надо узнать, жив ли он сам». — «Значит, надо его найти. Мои трибуны лично поищут среди раненых». — «Спасибо, я не ожидал». — «Ерунда. Если не найдешь его здесь, прочеши Цизальпинские холмы — Антоний и его люди притаились там. Гонец! — И дает ему маляву. — Поезжай на север…»К. Жуков:
«Опасное письмо», как сказали бы в XVI веке.Д. Пучков:
Да. «Если остановят, покажи печать Цезаря». Взяв с земли…К. Жуков:
Навоза…Д. Пучков:
…ладонь ляпнул на свиток, поставил печать. Она же через 100 метров отвалится!К. Жуков:
Тем более что у его человечка-то отличная походная, как это сказать…Д. Пучков:
Канцелярия.К. Жуков:
Конторочка переносная — там что, воска не было?Д. Пучков:
Странно.К. Жуков:
Он же постоянно пишет какие-то письма, отправляет корреспонденцию — и какашками ее запечатывает? Ни земля, ни навоз не удержались бы. Воск же специально придумали. Если бы какахи держались вместо воска, воск был бы никому не нужен — какахи всегда под рукой.Д. Пучков:
«Тут же немедленно тебе понадобится свежая провизия и быстрый конь — люди Агриппы об этом позаботятся». — «Благодарю, господин!» И помчался.К. Жуков:
Опять включаем Smoke on the Water. Марк Антоний общается с личным составом и с Поской в Цизальпинских холмах.Д. Пучков:
Не-не-не, там эти: «О, герои-завоеватели вернулись!»