Ритм войны. Том 1

– Мы должны изучить их реакции, использовать эмпирический подход к лечению, а не просто предполагать, что тот, кто перенес психическую травму, навсегда сломлен.

– Все это звучит великолепно, светлорд, – сказал ревнитель. – Но вы хоть понимаете, каких трудов будет стоить переубедить главных ревнителей? Вы понимаете, сколько денег и времени потребует ваше предложение? У нас нет для этого ресурсов.

Он посмотрел на Норила: тот откинул голову назад и закрыл глаза, чувствуя солнечный свет на коже. Сил опустилась на стул рядом с ним и изучала его, словно грандиозную картину.

Каладин почувствовал, как глубоко внутри его что-то шевельнулось. Он боялся, что работа с отцом не принесет ему настоящего удовлетворения. Он боялся, что не сможет защитить людей, как того требовали его клятвы. Что из него выйдет плохой лекарь.

Но если существовало что-то, в чем он смыслил больше, чем ревнители и лекари – включая отца, – то это было оно.

– Выпустите этого человека под мою опеку, – сказал Каладин. – И предупредите начальство, что я приду за другими. Ревнители могут жаловаться хоть самой светлости Навани, если захотят. Они получат от нее тот же ответ, который я даю вам сейчас: нужно попробовать что-то новое.

26. Немного шпионства

Гибель Преданности и Владычества сильно беспокоит меня, поскольку я не понимал, что огромную силу, подвластную нам, можно сломить таким образом. В моем мире сила всегда скапливалась вновь и подыскивала для себя новый сосуд.

К четвертому дню путешествия Шаллан начала по-настоящему наслаждаться жизнью. Сильнее всего они встревожились, три дня назад заметив, как вдалеке проплывает пара Сплавленных. Люди быстро забрались в укрытие – под брезент, натянутый между двумя грудами ящиков в задней части баржи, – но волновались они зря. Сплавленные следовали своим курсом, не обращая внимания на баржу.

Не считая этого единственного случая, она могла проводить время в беззаботном рисовании. Только вот, конечно, к ней могли присоединиться криптики.

Они любили смотреть, как она рисует. В настоящее время ее окружили все четверо – Узор, плюс трое связанных с ее агентами. Они все вместе гудели, жужжали и подпрыгивали, глядя, как она пытается нарисовать Уа’пама, стоящего на верхней палубе баржи.

Она уже привыкла к присутствию Узора. На самом деле спрен вызывал у нее теплые чувства – ей нравилось, как он гудел, когда слышал какую-нибудь неправду, или как встревал с вопросами о самых обыденных человеческих делах. Но когда все четверо столпились вокруг, спокойствие Шаллан начало перерастать в панику.

Она почти забыла, как испугалась, когда его странная фигура с головой-символом начала появляться на ее рисунках. Но теперь вспомнила. Вспомнила, как бежала по коридорам Харбранта и ее рассудок трещал по швам от того, что́ набросок продемонстрировал: позади полным-полно криптиков. Она заглядывала в Шейдсмар. Ее подсознание начало воспринимать спренов такими, какими они выглядели в Когнитивной реальности.

То же напряжение теперь скрутило ее внутренности, сделав карандашные линии резкими и грубыми. Она попыталась подавить это чувство. У нее не было никаких причин бежать, карабкаться и кричать.

Штрихи оказались слишком темными и жесткими, чтобы должным образом запечатлеть Уа’пама, который одной ногой опирался на перекладину борта, словно исследователь, отправляющийся на поиски приключений. Она попыталась расслабиться, рисуя причудливо струящийся вокруг него солнечный свет. Это, однако, заставило четверых криптиков возбужденно загудеть.

– Не могли бы вы все отойти и не тесниться вокруг меня? – спросила Шаллан у существ.

Они не склонили головы, как это могли бы сделать люди, но она почувствовала замешательство по тому, как их узоры ускорились. Затем все четверо сделали ровно один шаг назад. И наклонились еще ближе.

Шаллан вздохнула и, продолжая рисовать, допустила неточность с рукой Уа’пама. Спренов было трудно изображать, потому что их пропорции отличались от человеческих. Криптики возбужденно загудели.

– Это не обман! – пояснила Шаллан, потянувшись за ластиком. – Это ошибка, простофили.

– Ммм… – сказала Орнамент. У криптика Берил был изящный узор, нежный, как кружево, и писклявый голос. – Простофиля! Я – простофиля. Ммм.

– Простофиля – это глупый человек или спрен, – объяснил Узор. – Но она сказала это ласково!

– Глупо-ласково! – сказала Мозаика. Она была криптиком Ватаха, и ее узор состоял из резких линий. Еще в нем часто мелькали быстрые секции, похожие на волны – совсем как женский шрифт. – Противоречие! Чудесное и благословенное противоречие бессмыслицы и человеческого усложнения жизни!