Робинзоны космоса

Существо по-прежнему находилось в комнате. Изо рта его теперь исходило какое-то гипнотическое гудение, и, несмотря на серебряную сеточку, все еще защищавшую голову, Ирен почувствовала, что цепенеет. «Мой мозг! Мой мозг физика, в котором была заключена вся Вселенная!»

Оцепенение становилось все более и более глубоким… Монстр сорвал с нее сеточку. Теперь на нее смотрело лицо ангела, – лицо, от которого не могло исходить ничего плохого.

Она вновь увидела себя маленькой девочкой, к которой по вечерам заходила мать – поцеловать, пожелать спокойной ночи.

– Спасибо, мамочка, – прошептала она.

Рогообразные губы нежно прикоснулись к ее лбу, словно для поцелуя…

Первая империя[36]

На поляне неровным полукругом выстроились бараки из синтетических материалов: справа – энергогенератор, затем помещение для роботов, склады, жилые модули, лаборатория, ангар для вертолета. Чуть дальше, под сенью листвы, высились бесформенные развалины безымянного города. Они громоздились друг на друга – неправильные пирамиды, на вершинах которых росли деревья с узловатыми корнями, обвивавшими стены подобно спрутам. После гибели Города прошло столько веков, столько дождей отстучало по каменным стенам, провалившимся крышам и зияющим окнам, столько собралось мертвых листьев, медленно превращающихся в гумус, что лишь изредка там и сям виднелись очертания фигур с идеальными углами, напоминавшие о геометрическом порядке, который некогда создал Человек.

Поляна была искусственной. На противоположной от Города стороне, вперемешку, так, как их раскидали гигантские челюсти машин, валялись огромные кругляки – разрезанные на части вековые деревья. Тихо шелестели на ветру чуть пожелтевшие листья.

В большом котловане, обнажившем развалины, работали другие машины – не столь мощные, как те, что корчевали деревья, но гораздо более деликатные. Их длинные гибкие щупальца проникали под обломки, осторожно поднимали их и грузили в небольшие вагонетки. Вскоре и эти чудесные роботы станут слишком грубыми, и на смену им придут люди, археологи – ведь здесь ведутся раскопки.

В лаборатории, за столом, заваленным бумагами и кусками ржавого железа, сидели трое мужчин: Ян Дюпон, археолог и глава миссии, лингвист Уилл Льюис и инженер Стан Ковальски, который небрежно пробегал пальцами по клавишам пульта, управляя механизмами в котловане. Не отводя взгляда от экрана, он спросил:

– Ну что?

– В седьмом секторе по-прежнему пусто. Я только что связывался с Астуриасом. Ничего интересного для нас. Как и прежде, лишь отдельные жизнеописания; история какого-то там Доминика на французском языке. Нам она определенно ни к чему: явно написана в догалактическую эпоху, ни малейшего намека даже на простейшие межпланетные перелеты. Потом отрывки из романа, довольно-таки грязного, об одной женщине по фамилии Бовари, тоже на французском. Ума не приложу, что наши предки находили в подобных летописях. Нам, естественно, они дают определенное представление о тогдашней жизни, но для самих предков это была современность. Я не настолько самонадеян, чтобы полагать, будто они писали для будущих археологов. Вы только представьте: разрозненные фрагменты хроники жизни некой Скарлетт, обладавшей невыносимым характером, были обнаружены при раскопках в семидесяти одном месте и не менее чем на семи языках – что, к слову, помогло дешифровать некоторые из них, – и в результате, за вычетом нескольких еще не найденных эпизодов, нам сегодня известно почти все об этом догалактическом существе. К счастью, хронист время от времени вводил сведения о тогдашней цивилизации и войне, о которой в противном случае мы бы ничего не узнали.

Лингвист недоуменно пожал плечами и продолжил: