— В гибели армии повинны две крупные причины и несколько меньших. Причина первая. Недооценка врага. Консул Регул был так уверен в успехе, что решил обращаться с союзными нам ливийцами как со скотом. В конце концов дело дошло до того, что были отданы на разграбление легионов два довольно крупных города. Причём, гонор консула дошёл до того, что возражать ему стало опасно. Лишь один человек имел на него влияние.
— Кто же это? — перебивая Бабруку, спросил верховный пантифик Катон.
Тит медленно повернул к нему голову. Выдержав достаточную паузу, он продолжил:
— Как я и говорил, до того как меня перебили, только один человек имел влияние на консула — Септемий Бибул. Только он, как человек беспредельной отваги и бескорыстного радения о благе Республики, разговаривал с Регулом на равных! И что удивительно, это приносило пользу, — здесь Тит сделал паузу в своей речи, — но с приездом советника ордена и Сената Септемий тоже стал раздражающим фактором. В конце концов квестора просто устранили из армии путём отправки его в Клупею для согласования каких-то вопросов с консулом Вульсоном, отплывающим в Италию. После его убытия события разворачивались стремительно. Мания величия у консула достигла своего апогея!..
— Постой, Тит! Ты сказал, что к вам в армию прибыл советник Сената? Но Сенат никого не отправлял с такими полномочиями?! — то ли спросил, то ли ответил председательствующий, поглядев на Катона.
— Вот как? — Тит, нахмурившись, посмотрел на Катона. — Но в армию прибыл магистр ордена арканитов, так называемый rex sacrorum. Он вместе со своими арканитами был в ставке консула во всей конечной фазе похода! С Регулом магистр беседовал как единомышленник, и нет никаких сомнений, что они имели связи во время похода за спиной Сената!..
В зале послышался недовольный гул, обращённый в сторону Катона. Сенаторы высказывали негодование по поводу подмены мнения Сената и направления каких-то послов во время военных действий!.. Катон, чувствуя в спине холод, решил подать голос.
— Мы отправили магистра, который был у Кавдика, после смерти последнего к Регулу только с одной целью — присматривать за консулом! — оправдывался Катон. — Он должен был следить за консулом, нрав которого все мы знаем, и вовремя нас извещать обо всём, что происходит в ставке!
— Вы меня не перестаёте удивлять, понтифик! — Бабрука удивлённо поднял глаза на Катона. — Но тогда ваш магистр делал обратное! Именно после его прибытия Регул стал меняться на глазах. А после победы при Адисе успех так вскружил ему голову, что чужое мнение для него перестало существовать! Что у нас происходило в ставке, вам расскажет любой военный трибун! Регул советовался только с магистром, перестав проводить военные советы всех войсковых соединений! Поставки продовольствия прекратились! Ливийцы стали прятать его от нас! А консул уже решил, что победа свершилась, и прилюдно унизил послов Карфагена, привёзших мир нашим народам…
— Позволь, Тит, перебить тебя, но хотелось бы остановиться на этом поподробнее! Какие условия мира озвучивали и предлагали пуннийцы? — спросил сенатор Гракх.
— Лучшие, чем мы могли предполагать! Они уступали нам Сицилию и соглашались выплатить контрибуцию военных расходов! Чего же более этого хотелось нам, когда мы начинали эту войну?! Мне кажется, что мы всё это время боролись за Сицилию? И вот она! Подана на блюдечке! И сохранены жизни латинян! Граждан Рима!
В зале Сената послышался ропот. Сенаторы высказывали своё возмущение сокрытием Регулом предложений Карфагена.
— Именно магистр, — продолжал Тит, — советовал Регулу обратное!
Тит повернулся к Катону, своими словами он прямо обвинил понтифика в конфронтации войны. Лицо Катона залило краской.
— Да, может быть, такое было! Может, rex sacrorum увидел, что мы можем получить больше от этой победы! Забрезжил свет полной победы с устранением врага с политической арены полностью! — Катон высокомерно смотрел на Бабруку. — Вам, простым легатам, может и непонятна высокая политика, проводимая верховными авгурами!
— Мне не ясна ваша политика ни как легату, ни как гражданину! Это ты верно заметил, Катон! В результате вашей политики пятьдесят тысяч римлян не вернулось на родные берега Италии. Они теперь лежат на равнинах Африки и пируют в пучине Нептуна! Льва можно поймать и посадить в клетку! Но просовывать свою руку к нему в клетку не следует, отгрызёт. Так случилось и с нами! Карфаген, поняв, что мира не добиться именно из-за такой высокой политики, стал бороться с нами, как дикий зверь, защищающий свою свободу и жизнь. Итог борьбы вам известен.
Тит замолчал на минуту и продолжил: