Спина Рафаэля передо мной напряглась. Его плечи перестали двигаться, и, я думаю, он затаил дыхание. Я потянулась вперед и положила руку ему на спину. Рафаэль наклонился назад, и тут окружавшая его скорлупа спокойствия треснула. Он согнулся пополам и сжал рот обеими руками, но даже это не помогло сдержать рвавшийся из него крик.
Кэм повернулась, но прежде чем она оказалась рядом, Бенкоски уже обнимал Рафаэля своими длинными руками. Кэм притянула к себе их обоих, и они сжали Рафаэля в объятиях. Леонард проскользнул вперед и присоединился к ним, что побудило меня сделать то же самое. Все десять человек сплели вокруг Рафаэля объятия, замерев в неудобных позах и сгорбившись над скамейками, стульями и друг другом. Мы словно пытались создать своими телами щит, отражающий горе.
В подобные моменты не замечаешь ни минут, ни дыхания, ни чего-либо еще, кроме волн боли, которые проходили через нас и отступали. Рафаэль был не единственным, кто плакал.
Я была тому эмпирическим доказательством.
В условиях невесомости у гробоносцев роль не такая, как на Земле.
Рафаэль с Леонардом потянули за собой завернутое в саван тело Терразаса по коридору вниз. Если не считать случая в садовом модуле, скорлупа спокойствия, в которой закрылся Рафаэль, казалась нерушимой. Но внутреннюю боль можно и не заметить снаружи, так что его внешнее спокойствие никого не могло одурачить.
Мне кажется, именно поэтому Паркер отправил всех нас в смотровой купол, прежде чем внешний шлюз открыли. Он, вероятно, отправил бы туда и Рафаэля, если бы не было так очевидно, что он не станет подчиняться этому приказу.
Мы сгрудились у иллюминаторов по левому борту. Не сказать, что в космосе большое значение имеют левый и правый борт, но избавиться от привычки использовать эти обозначения не так уж просто. Хайди подплыла ко мне и зависла в воздухе, обхватив себя руками.
На земных похоронах обязательно завязалась бы светская беседа, на которой мы бы вспоминали о покойном. Последние два дня у меня так и чесались руки напечь пирогов, но я, хоть убей, не могла вспомнить, как завязать нормальный разговор.
Хотя, наверное, «хоть убей» – не самое подходящее выражение в этих обстоятельствах.
Смотровой купол выступал из основной части ровно настолько, чтобы оттуда просматривалась вся задняя часть корабля. Мы сейчас были на солнечной стороне, и корабль блестел на фоне чернильной черноты космоса. Невозможно привыкнуть к тому, насколько глубока эта чернота. Именно глубока. Это слово идеально подходит, потому что при взгляде на нее кажется, будто туда можно провалиться и падать, падать целую вечность.
И, кажется, именно это и предстояло Терразасу.
Затрещал динамик, и послышался голос Рафаэля.
– Дамы и господа. – Голос у него охрип, и он прочистил горло: – Дамы и господа! В этом захватывающем выпуске наш бесстрашный искатель приключений Эстеван Терразас отправляется в новое путешествие, чтобы исследовать глубины далекого космоса.
Из-под хвостовой части корабля выплыли бумажные цветы, а за ними – завернутое в саван тело Терразаса. Ткань парила и делала его похожим на электрического ската, который по инерции плыл теперь бок о бок с нами. Постепенно его скорость спала, и он полетел назад, словно проверяя состояние корпуса. О, смелый, бесстрашный искатель приключений.
Мне пришлось отвернуться от иллюминатора и прикрыть глаза. Господи… Мы ведь вместе летали на Луну. Мой первый полет в космос прошел в компании этого человека. Прошло так много лет, а я до сих пор помню тот полет так хорошо, как если бы он случился вчера.
– Погоди-ка… – Терразас кладет руку мне на плечо и показывает на что-то за иллюминатором: – Смотри.
Там ничего не видно, кроме этой бесконечной черноты. Умом я понимаю, что мы смотрим на темную сторону Земли. Мы входим в ее тень, и в небе происходит волшебство. Выходят звезды. Миллионы звезд в их ясном, пылком великолепии.
Смотри. Я снова открыла глаза, чтобы проводить Терразаса взглядом. Мы были повернуты к солнцу, и потому на небе не было видно звезд, но мои бумажные цветы отражали солнечный свет и казались невероятно яркими на фоне черноты космоса. Терразас развернулся, словно любуясь великолепным видом.
– О нет… – Флоренс подплыла к иллюминатору и прижала руку к стеклу: – Нет. Нет… Твою мать.
Она поняла, что произойдет, еще до того, как это случилось. И так мы все успели увидеть, как тело Терразаса ударилось об антенну, которая была направлена к Земле.
Глава двадцать седьмая