Ну да, ну да, их всех до единого постигла та же участь, как вот этих пуэрториканцев. Бежали – и не могли объяснить почему. Однако хотели прочь изо всех сил, и им было по фигу, понимают их настроения газеты или нет. Каким-то образом им в голову закралась мысль, что, убежав отсюда, они смогут найти себе нечто лучшее. До них донеслись слухи – коварные, соблазнительные слухи, от которых люди теряют голову и жаждут перемен, – что, дескать, далеко не каждый в этом мире обитает в жестяных халупах без сортиров, абсолютно без денег и еды кроме риса и бобов; далеко не каждый рубит сахарный тростник за доллар в день или прет в город груду кокосов, чтобы продать их там по два цента за штуку… Нищий, прокаленный солнцем, голодный мир их отцов и дедов, мир их братьев и сестер вовсе не безысходен… потому что если набраться мужества – или хотя бы отчаяния, – чтобы преодолеть пару-другую тысяч миль, то возникал неплохой шанс, что у такого человека заведутся денежки в кармане, мясо в желудке, и жизнь станет развеселой на полную катушку.
Так вот: эти настроения Йимон уловил идеально. Он вырвался далеко за пределы частного вопроса, с какой стати пуэрториканцы валят в Нью-Йорк; в конечном итоге получился двадцатишестистраничный рассказ о том, почему человек вообще покидает родной кров, несмотря на бог весть какие трудности, что ждут его впереди. Закончив читать, я почувствовал себя жалким и глупым, почувствовал стыд за всю ту дрянь и мусор, что писал на протяжении своего пребывания в Сан-Хуане. Некоторые диалоги были любопытными, другие попросту бестолковыми, но через все вилась главная ниточка, перводвигатель, тот факт, что эти люди верили, будто в Нью-Йорке у них может появиться какой-то шанс, в то время как в Пуэрто-Рико шансов у них нет вообще.
После второй читки я отнес статью к Лоттерману и сказал, что ее следует печатать серией в пяти номерах.
Он ударил бейсбольным мячом по столу.
– Черт побери! Вы такой же ненормальный, как Йимон! Нельзя публиковать серию, которую никто не станет читать.
– Да будут ее читать, будут, – сказал я, хотя сам знал печальную правду.
– Нечего мне мозги полоскать! – разлаялся Лоттерман. – Я насилу две страницы одолел! Скукота, сплошное нытье!.. Нет, я не понимаю, он с какой стати так обнаглел? Двух месяцев здесь не проработал, а уже пытается всучить мне материальчик будто выдранный из «Правды»… И еще требует, чтобы я опубликовал это серией!
– Ну, как хотите, – пожал плечами я. – Только вы сами просили: скажи, мол, что ты об этом думаешь.
Он сердито смерил меня взглядом.
– То есть как прикажете понимать? Что вы не будете делать выжимку?
Я хотел наотрез отказаться – и, наверное, так бы и поступил, однако пауза слишком затянулась. Коротенькое мгновение, в сущности, но его мне хватило, чтобы осознать возможные последствия: увольнение, безденежье, вновь пакование вещичек и борьба за место под солнцем где-то в других краях. Поэтому я ответил так:
– Газетой руководите вы. Я просто изложил свои соображения… раз уж вы сами этого просили.
По его лицу было видно, с каким напряжением Лоттерман осмысливает мои слова. Вдруг он хватил мячиком о столешницу, и тот отскочил в угол.
– Да что ж это такое! Я тут плачу во-от такую зарплату – и что получаю взамен? Кусок дерьма, который никуда не годится?! – Он откинулся на спинку. – Ладно. С ним покончено. Да я с первой минуты, как только его увидел, понял, что он за тип. Мне еще Сегарра говорил: гоняет по городу на своем мотоцикле без глушителя, лишь бы народ пугать. А вы слышали, как он грозился мне голову открутить, а? Псих! Его в психушку надо отправить!.. Нам такие ни к чему. Одно дело, когда они чего-то стоят, но он-то полный нуль. Лодырь да бездельник, только и умеет, что людям жизнь портить.
Я пожал плечами и повернулся на выход, чувствуя злость, растерянность и некоторый стыд за самого себя.
Лоттерман крикнул мне в спину:
– Велите ему зайти. Мы его рассчитаем, и чтоб духу его здесь больше не было!
Я пересек редакционный зал и сказал Йимону, что его хочет видеть Лоттерман. В ту же секунду я услышал, как Лоттерман вызвал к себе Сегарру. Когда Йимон зашел в кабинет, они оба были уже там.
Через десять минут он появился и подошел к моему столу.
– Ну, все, зарплаты мне больше не видать. И еще Лоттерман заявляет, будто никакого выходного пособия тоже не должен.
Я печально покачал головой.
– Ну ты смотри, а? И чего он так завелся, в толк не возьму…
Йимон лениво пожал плечами.
– Да обычные дела. Пожалуй, схожу-ка я к Алу, попью пивка.
– Я там Шено видел, утром, – сказал я.
Он кивнул.
– Я уже отвез ее домой. Она разменяла свои последние дорожные чеки.
Я вновь покачал головой, силясь придумать что-нибудь ободряющее, но Йимон уже шагал к своему столу.
– До встречи! – крикнул я ему вслед. – Выпивка за мной.
Он кивнул, не оборачиваясь. Собрал вещи и ушел, ничего никому не сказав.