Ромовый дневник

Остаток дня я убил, сочиняя письма. В районе восьми я поймал Салу в фотокомнате, и мы отправились к Алу. Йимон сидел в патио, задрав ноги на соседний стул и с отсутствующим выражением на физиономии. Когда мы подошли, он поднял глаза.

– Ага… Господа журналисты.

Мы что-то пробормотали и присели рядом, поставив выпивку, которую принесли из бара. Сала откинулся на спинку и закурил.

– Значит, этот сукин сын тебя все-таки уволил, – произнес он.

– Ну, – кивнул Йимон.

– Ты вот что, не дай ему только заиграть пособие. А будет выпендриваться, напусти на его задницу министерство труда – тогда он точно заплатит.

– Да уж конечно, – сказал Йимон. – Не то придется отловить эту скотину одним темным вечерком и выбить денежки вручную.

Сала помотал головой.

– Не волнуйся. Когда он выгнал Арта Глиннина, его наказали на пять сотен. Глиннин в конце концов его в суд потащил.

– Он заплатил мне за три дня, – пояснил Йимон. – Рассчитал все с точностью до часа.

– Да что я говорю, – сказал Сала. – Прямо завтра и напиши на него заявление. Врежь ему хорошенько. Как увидит официальный иск – сразу денежки выложит.

Йимон на минутку задумался.

– Вообще-то он мне должен где-то чуть больше четырех сотен. На такие деньги я бы хоть сколько-то, но прожил.

– Здесь не то место, где можно обойтись без денег, – высказался я. – Четыре сотни – не так уж и много, когда один билет в Нью-Йорк стоит пятьдесят.

Йимон помотал головой.

– А вот туда я вернусь в последнюю очередь. Мы с Нью-Йорком не уживаемся. – Он отхлебнул из бутылки. – Нет уж, когда я здесь все брошу, то отправлюсь куда-нибудь на южные острова, да найду там дешевое грузовое судно до Европы. – Он задумчиво покивал сам себе. – Вот только не уверен насчет Шено…

Мы просидели у Ала весь вечер, обсуждая, куда человек может податься в Мексике, на Карибах и в Южной Америке. Салу настолько задело увольнение Йимона, что он несколько раз повторил, что сам намерен уйти.

– Да кому нужно это место? – кричал он. – Стереть его с лица земли! Кому к черту оно нужно?!

Я знал, что в нем говорит ром, однако потом ром заговорил и во мне, так что к моменту, когда мы пошли домой, я тоже был готов уволиться. Чем больше мы говорили про Южную Америку, тем сильнее меня туда тянуло.

– Обалдеешь, вот помяни мое слово, – раз за разом повторял Сала. – Денег навалом, только руку протяни; англоязычные газеты во всех крупных городах… Господи, просто рай обетованный!

По дороге с холма мы втроем шли плечом к плечу по булыжной мостовой – пьяные, веселые и болтливые, – как люди, которые знают, что расстанутся на рассвете и разбредутся по дальним уголкам Земли.

Шесть

Нет смысла упоминать, что Сала не уволился, так же как и я. Атмосфера в редакции накалилась до предела. В среду Лоттерману пришла повестка из министерства труда: вызывали на слушание по делу о выходном пособии Йимона. Он плевался по этому поводу весь день и заявлял, что скорее ад промерзнет, чем он выплатит этому психу хотя бы дайм. Сала организовал тотализатор и поставил три к одному, что Йимон своего добьется.

В довершение неприятностей уход Тиррелла вынудил Лоттермана самолично возглавить колонку городских новостей. Это только временная мера, заверял он, однако пока что на его объявление на страницах «Издателя и редактора» никто не откликнулся.

Меня это не удивляло. Ведь что там было сказано? А вот что: «Редактор. «Сан-Хуан дейли ньюс». Незамедлительно. Бродяг и пьяниц простят не беспокоиться».

Он даже мне предложил эту должность. В один прекрасный день я пришел на работу и обнаружил в пишмашинке записку: Лоттерман-де хочет меня видеть. Когда я открыл дверь в его кабинет, то увидел, что он играется со своим мячиком. Он хитро улыбнулся и подбросил его в воздух.

– Я тут вот что подумал… Вы производите впечатление сообразительного парня. Когда-нибудь вели городскую рубрику?

– Нет, – ответил я.

– Хотите попробовать? – спросил он, вновь подбрасывая мячик.

Ну, спасибо. Конечно, прибавка светила приличная, но ведь и дополнительной работы будет невпроворот.

– Да я здесь еще мало пробыл. Совсем города не знаю.

Он кинул мяч в воздух, однако ловить не стал.

– Да я знаю. Просто размышлял вслух.

– Как насчет Салы? – спросил я, отлично понимая, что тот откажется. У него была такая масса сторонних заказов, что я порой удивлялся, зачем он держится за эту работу.

– Черта с два. Сала плевать хотел на нашу газету… да он вообще на все плевать хотел. – Лоттерман перегнулся через стол, поднял мячик с пола и положил его на стол. – Кто у нас еще есть? Моберг пьет, Вандервиц клинический псих, Нунан дурак, Бенетиц вообще по-английски ни бе, ни ме… Господи, откуда я их только всех набрал?! – Он со стоном откинулся на спинку кресла. – Мне нужен человек! Кто-нибудь! Я с ума сойду, если один буду тащить всю газету!

– А что там с объявлением? – спросил я. – Никто не отозвался?

Он вновь простонал.