Коктейльные рауты в Сан-Хуане были выставкой всей той гнили и алчности, что присутствует в природе человека. За светское общество здесь сходила крикливая, легкомысленная толпа воров и тщеславных барыг; пошлое кривлянье шарлатанов и клоунов с ущербной психикой. Это была новая волна «оуки»[20]
, растекавшаяся на юг вместо запада, и в Сан-Хуане верховодили именно они, в буквальном смысле прибрав к рукам бразды правления.Наконец, один из них стал издавать безжалостную бульварную газетенку, которая ужасала и запугивала любого, в чьем прошлом имелись политические пятнышки. Под удар попал каждый второй, включая злосчастного Лоттермана; тот практически еженедельно страдал от очередного поклепа.
Бесплатная выпивка для журналистов текла рекой, потому что все местные откупщики жаждали известности. Под любое мало-мальски значимое событие созывалось то, что здесь именовали «пресс-раутом». Стоило универмагу «Вулворт» или банку «Чейз Манхэттен» открыть очередное отделение, как сей факт праздновался ромовой оргией. Месяца не проходило, чтобы не появился какой-нибудь новый кегельбан; их строили на каждом свободном клочке земли – такая масса кегельбанов, что подкатывала тошнота.
Из Торгово-промышленной палаты Сан-Хуана исходил до того мощный поток заявлений и прокламаций, что на его фоне Свидетели Иеговы выглядели бледно и уныло: пространные речи с показным биением себя в грудь, возвещавшие непрерывную цепь побед крестового похода Больших Денег. Закатывали бесконечное число приватных вечеринок для заезжих знаменитостей. Стоило здесь появиться какому-нибудь слабоумного рестлеру из Род-Айленда, как в его честь устраивали кутёж.
Я обычно ходил на эти сборища в компании Салы. Гостей охватывал мандраж при первом же взгляде на его фотокамеру. Кое-кто начинал вести себя на манер ученых свиней, в то время как прочие сбивались в гурт как бараны – и все до единого ждали, пока «человек из газеты» нажмет свою волшебную кнопку и оправдает тем самым их щедрое гостеприимство.
Мы старались улизнуть оттуда пораньше, а пока Сала сгонял народ в кучу ради серии снимков, которые наверняка никогда не попадут в проявитель, я похищал бутылки с ромом, сколько мог унести. Если там имелся бармен, я заявлял ему, что несу-де выпивку журналистам, а если он протестовал, то я его не слушал. Мне было известно: какую бы возмутительную штуку я ни выкинул, жаловаться никто не станет.
Затем мы отправлялись к Алу, по пути скинув ромовый улов в нашей квартирке. Все добытые бутылки попадали на полку, и порой их набиралось двадцать, а то и все тридцать. В удачную неделю мы ходили примерно на три вечеринки и уносили с собой в среднем по три-четыре бутылки за каждые полчаса утомительного общения. В груди теплело от мысли, что у нас имелся неиссякаемый источник рома, однако спустя некоторое время я уже не мог выдержать и пары минут таких сборищ, так что пришлось это дело забросить.
Семь
Одним субботним днем в конце марта, когда приток туристов почти истощился и торговцы затягивали пояса, готовясь к мертвому летнему сезону, Сала получил задание сделать снимки новой гостиницы, что возводилась на холме у Фахардской гавани[21]
на восточной оконечности острова. Лоттерману пришло в голову, что «Дейли ньюс» могла бы выиграть на жизнерадостной ноте: дескать, в следующем году дела пойдут еще веселее.Я решил съездить за компанию. Еще с момента моего появления в Сан-Хуане я собирался поближе познакомиться с островом, однако без машины это было невозможно. Моя самая дальняя вылазка составляла каких-то двадцать миль, до жилища Йимона, а Фахардо отстоял в два раза дальше, хотя и в том же направлении. Мы решили захватить с собой ром и остановиться на обратном пути у Йимона, надеясь улучить тот момент, когда он будет возвращаться из заплыва с набитым лангустами мешком.
– Он, должно быть, сейчас будь здоров как наловчился, – сказал я. – Бог знает, на чем они живут… не иначе как на строгой диете из лангустов и курятины.
– Да ну что ты, – возразил Сала. – Курица нынче дорога, не подступишься.
Я рассмеялся.
– Йимон их стреляет из гарпунного ружья.
– Боже всемогущий! – воскликнул Сала. – Да здесь же страна вуду; местные его зарежут, как нечего делать!
Я дернул плечом. Во мне с самого начала жило предположение, что рано или поздно дело закончится этим: Йимона убьет какая-нибудь безликая толпа. В свое время я тоже был таким. Хотел всего и сразу, и не было на свете такого препятствия, перед которым бы я спасовал. С той поры я узнал, что кое-какие вещи много крупнее, нежели представляется на расстоянии, а сейчас я даже не был уверен, чего удастся мне достичь, да и достоин ли я этого. Йимону предстояло усвоить то же самое – или его как пить дать укокошат.