Роскошь нечеловеческого общения

— Все в свое время узнаешь, Кариночка… Все узнаешь… Так вот, я весь день думал — говорить мне Гречу или нет? Ну выпил, конечно, не без этого. Забрали меня менты, значит. А там я что-то им не приглянулся. Ну, Вова этот и треснул меня как следует… Что я там ему говорил? Обидел, кажется. Нес всякую ахинею. Про то, вроде бы, что я — писатель, а он — быдло… Ну и получил. И правильно. Знаешь, как он мне двинул, у меня прямо глаза открылись. Кто я такой? — думаю. Что я из себя строю неведомо кого! Тоже мне, Цицерон и Спиноза в одном лице… А все мои сомнения и размышления о высшем и бесценном — не более чем трусость, боязнь, что меня прижучат эти бандюги с кладбища… Я их выдам, а они мне мстить будут… Вова, одним словом, мне глаза открыл. Таким вот простым способом. Я не знаю, что со мной случилось, Карина. Может, и не в Вове дело. Может, просто пришло время все правильно понять, У каждого, знаешь, свое время есть… Каждому овощу — свой фрукт, как говорят в народе.

— Так что с Гречем-то, я не понимаю! Скажи по-русски, Гоша!

— Да провокация там готовится, — просто ответил Крюков. — Я вчера напился на работе. А там сидели эти…

— Кто? — испуганно спросила Карина.

— Бандиты. Они тоже подпили, да еще наркоты накурились…

Гоша не стал говорить, что и сам приложился, да к тому же не раз, к папиросам с марихуаной.

— Слово за слово… В общем, я понял кое-что из их разговоров. Довольно внятная картинка сложилась. Они заложили взрывчатку в один из склепов. А сегодня рано утром будет выемка…

— Что это такое?

— Ну, приедет милиция, телевидение… Найдут динамит, или что там у них. А на нем — отпечатки пальцев господина Греча. И будут раскручивать дело, что, мол, он хотел организовать покушение на нового губернатора. Такие вот у них игры.

— Господи! Ужас какой!

— Осторожно. Здесь ступенька, — предупредил Крюков, таща Карину Назаровну через мрак проходного двора. — Вот я и успокаивал себя весь день тем, что это, дескать, игры бандитов и политиков, которые такими же бандитами по сути своей являются. Только одеты по-другому. Думаю — не лезь, Гоша, в это дело…

— И правильно, — вздохнула Карина Назаровна. — Чего им надо-то всем? Почему в покое не оставят человека? Уж выборы прошли, уж проиграл он… Знаешь, наверное, что-то есть за ним не чистое… Может, деньги какие не поделили?

— Ага, — сказал Гоша. — Я именно так и рассуждал. А потом подумал — какое мне дело, есть за ним что-нибудь или нет? Не в этом суть вопроса. А суть в том, что я знаю о подлости, которая готовится в отношении человека, и не предупреждаю его об этом. Значит я кто? Такой же подлец, как и эти, с кладбища. Еще хуже, пожалуй. Потому что трусливее. И еще я понял, что ничего не может быть важнее простых человеческих качеств. Ты будешь смеяться, Карина, но я теперь именно так думаю. То есть честность, верность… — вот эти вещи я имею в виду. Справедливость… Да много их. А суть одна. Обычные, простые человеческие отношения — вот что превыше всего. Все остальное — дым. И нечего по поводу этого дыма рефлексировать. Деньги там, шменьги… Все это чушь собачья.

— Да-да, — вздохнула Карина Назаровна.

— И еще я понял такую вещь… — сказал Гоша, открывая дверь подъезда, в который прежде простому смертному было не попасть без предварительной договоренности. Теперь же подъезд, в котором находилась квартира бывшего мэра, выглядел в точности так же, как и тысячи других. Темно было во дворе бывшего мэра, фонарь, призванный освещать территорию, не горел уже несколько месяцев. — Еще я понял, — продолжал Гоша, понизив голос, — что ерунда все это — забота о будущей пользе, которую ты можешь принести. Человек не умирает до тех пор, пока не выработает свой потенциал. Это только кажется иначе… Причитают на похоронах — мол, такой молодой ну или там не молодой, того не успел, сего не успел… Столько еще мог сделать… Написать, сыграть, спеть… Сплясать… Все он успел! А чего не сделал — не сделал бы, даже если б остался жив. Так со всеми, Кариночка моя. — Гоша перешел на шепот. — Со всеми. Какая-то высшая мудрость в этом есть, нам недоступная… Человек на самом деле все успевает. Все, на что он способен. А если рано умер — значит и не было у него никакого предназначения. Все мы все успеваем. Поэтому жить надо здесь и сейчас. И делать надо то, что тебе в данную минуту подсказывает совесть. Не откладывать на какое-то там туманное будущее. Будущего нет. Есть только настоящее. Только то, что сейчас. И это самое важное.

Гоша нажал кнопку звонка у квартиры Греча.

Как может человек так измениться за одну ночь? Даже не за всю ночь — за несколько предутренних часов?

Крюкову чрезвычайно не хотелось открывать глаза, хотя он уже в третий раз слышал слова Греча, призывавшие его подниматься, одеваться-умываться и, надо понимать, убираться восвояси. А ни в какие «свояси» смерть как не хотелось. И то — спал Крюков всего часа два, а до этого — ночь в могиле… То есть, тьфу ты, не в могиле, конечно, но в яме на кладбище, под открытым небом — это вам не шуточки.