Россия в Центральной Азии. Бухарский эмират и Хивинское ханство при власти императоров и большевиков. 1865–1924

Депутат от Терского казачьего войска М.А. Караулов открыл дебаты по докладу, призвав Думу воспользоваться рассмотрением закона об изменениях в политическом агентстве, чтобы официально выступить в пользу более четкого определения русско-бухарских отношений и реорганизации бухарских законодательных и административных институтов. Лидер кадетов П.Н. Милюков выступил против предложения Караулова на том основании, что вопрос слишком сложный, чтобы отделаться от него решением, исполненным лучших намерений, но неэффективным, а более тщательное изучение проблемы потребует времени и приведет к ненужной отсрочке в принятии рассматриваемого закона. Председатель бюджетного комитета Ржевский тоже выступил против предложения, утверждая, что этот вопрос уже обстоятельно обсуждался в комитете. Дума одобрила закон, но отказалась принять и предложение Караулова, и фразу комитета о необходимости реформ в Бухаре.

Несмотря на то что традиционная политика невмешательства была поставлена под сомнение как Думой, так и более старыми органами власти империи, она осталась без изменений. Необходимо нечто большее, чем критика, какой бы широкой она ни была, и даже большее, чем временная политическая нестабильность, потребовавшая русского вмешательства, чтобы заставить Россию взять на себя больше ответственности за управление своими протекторатами в Центральной Азии. На деле потребовалось полное разрушение политического порядка в ханствах, как это случилось в Коканде в 1875–1876 годах и вскоре произошло в Хиве.

Глава 13

Отказ от невмешательства: Россия и Хива

Хива, 1885–1912 гг

Начиная с 1870-х годов Россия считала Хиву менее важной из своих центральноазиатских протекторатов. Бухара была больше, богаче, ценнее для русской экономики и имела большее стратегическое значение. Однако в последние годы существования империи, когда внутренние проблемы, беспокоившие ханство с 1873 по 1877 год, приняли наиболее серьезную форму, внимание русских было приковано именно к Хиве.

Русский протекторат затронул внутреннюю жизнь Хивы даже меньше, чем жизнь Бухары. Через Хиву не прошла железная дорога, там не возникли русские анклавы, не появились ни военные, ни гражданские экстерриториальные русские суды, не создавались ни таможенные, ни пограничные русские посты. Несмотря на неофициальную колонию русских купцов, возникшую в Ургенче, общее число русских в ханстве оставалось незначительным – 3951 человек по результатам переписи 1897 года и 6150 – в 1912-м – и ограничивалось почти исключительно Ургенчем. В Ургенче имелось несколько современных коммерческих предприятий, телеграфная контора и филиал русского казначейства, но не было ни русских школ, ни церквей, ни больниц или гостиниц и никакой русской администрации. Русские, проживавшие в Хиве, пользовались школами, больницами и юридическими учреждениями Амударьинского отдела.

Хан Хивы играл гораздо меньшую роль в русском обществе, чем бухарский эмир. Россия пожаловала Мухаммаду Рахиму чин генерал-майора Оренбургского казачьего войска и наградила его несколькими высшими орденами, но вследствие официальной утраты Хивой независимости по договору 1873 года Россия относилась к хану совсем не так, как к эмиру, поскольку не считала его независимым правителем. В ежегодном списке Министерства иностранных дел хан Хивы никогда не значился среди иностранных суверенов и глав государств. Официальным обращением к нему до 1896 года было всего лишь «ваше степенство», после чего ему присвоили несколько более высокий титул «сиятельство». В 1902 году хан удостоился обращения «светлость», присвоенного Абдул-Ахаду десятью годами ранее. Но только сын и преемник Мухаммада Рахима Исфандияр удостоился наконец обращения «высочество». Хан Хивы посещал Россию гораздо реже, чем эмир, не имел там дворцов и не ездил в Россию в персональном вагоне. Он был далеко не так богат, как эмир, и, следовательно, не мог себе позволить делать такие же дорогие подарки и щедрые благотворительные взносы.

Вековая вражда между Хивой и Бухарой продолжалась и под протекторатом России. В тех редких случаях, когда хану или его признанному наследнику нужно было ехать в Россию, как, например, по случаю коронации Николая II, он ехал до Чарджоу и дальше по железной дороге, однако неизменно предпочитал провести ночь на пароходе, который вез его по реке, чем быть гостем эмира в Чарджоу.