Россия в Центральной Азии. Бухарский эмират и Хивинское ханство при власти императоров и большевиков. 1865–1924

План Куропаткина об учреждении в Хиве поста военного комиссара, который 17 июля 1916 года был в принципе одобрен Николаем II, имел много общего с предложениями, которые с 1890-х годов отстаивали Логофет и другие в применении к Бухаре. План был облечен в форму соглашения, заключенного с Исфандияром 29 января 1917 года. В обязанности комиссара входило держать русские власти Туркестана в курсе ситуации в протекторате, осуществлять тщательный надзор за администрацией хана и содействовать хану в проведении реформ, которые Исфандияр признал необходимыми еще в январе 1911 года, но которые так и не были проведены. Хан дал обещание предпринять все необходимые шаги для обеспечения нужд населения как узбеков, так и туркмен и помирить эти группы; улучшить дороги и переправы через реки, а когда в ханстве наконец будет построена железная дорога, обеспечить фидерные линии; оказывать особую протекцию предприятиям русских подданных. По просьбе Исфандияра русские войска должны были на время остаться в Хиве, чтобы гарантировать поддержание порядка. Хан обязался оплачивать содержание этих войск, как и военного комиссара с его штатом. Однако, когда Хива продвинется вперед в деле реорганизации и развития, взнос хана должен был уменьшиться до 156 000 рублей в год, и Россия взяла бы на себя расходы по содержанию войск в ханстве.

Русско-хивинское соглашение стало вехой в развитии отношений России со своими центральноазиатскими протекторатами. Проводимая Петербургом политика невмешательства показала свою несостоятельность перед лицом продолжающейся неспособности хана обеспечить в Хиве политическую стабильность, которая была необходимым условием этой политики. По-прежнему надеясь избежать бремени аннексии, Россия выбрала третий курс – тщательный надзор за правительством хана и активное участие в проведении насущных реформ. Этот курс не был абсолютно новым, поскольку его предвосхитило решение Совета министров от 1910 года в отношении Бухары, но в тех обстоятельствах его посчитали неэффективным из-за проводимой Министерством иностранных дел политики невмешательства. Однако в 1917 году проведение новой политики было поручено генерал-губернатору Туркестана, действующему через военного комиссара в Хиве, а Ташкент традиционно испытывал гораздо меньше колебаний насчет вмешательства в дела ханств. Можно с уверенностью утверждать, что хотя русских военных едва ли можно было считать лучшим инструментом проведения политических и экономических реформ в этой отсталой зависимой стране, но, похоже, в империи не нашлось никакого другого органа власти, который взял бы на себя эту задачу. Если бы этот курс оказался успешным в Хиве, его в конце концов можно было бы применить и в Бухаре. Но время для экспериментов закончилось. Через 21 день после подписания соглашения генералом Куропаткиным и ханом Исфандияром империя Романовых перестала существовать. Окончательную судьбу Хивы и Бухары предстояло решать русским, которых ничего не связывало с политикой, проводимой в прошлом.

Часть четвертая

Революция

Глава 14

Временное правительство и протектораты

Февральская революция и Центральная Азия

Внезапное крушение автократии в феврале 1917 года открыло для России период великих ожиданий, но ограниченных достижений в сфере имперской политики, как и во всех других сферах. И умеренные, и радикалы стремились к обеспечению равных прав для всех граждан, и 20 марта Временное правительство отменило все законодательные ограничения в отношении представителей национальных меньшинств. Однако помимо этого базового пункта интеллигенцию, к которой так неожиданно перешла власть, мало заботили проблемы, возникавшие в связи с многонациональным характером русского государства. Либералы, как и социалисты, считали национальную проблему преходящей. Для кадетов это было порождение автократии, для социал-демократов – классового угнетения. Соответственно решение национальной проблемы стало бы, по мнению кадетов, побочным продуктом построения демократического общества, по мнению социалистов – бесклассового общества. Ни то ни другое крыло интеллигенции не было готово иметь дело с распадом или серьезным ослаблением государства по этническому признаку. Либералы, но особенно социалисты, видели себя носителями общечеловеческой миссии и считали справедливым, что судьба новой России и всех ее народов, включая жителей двух центральноазиатских протекторатов, находится в руках революционного правительства.