Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

Сходную по многим параметрам оценку конституционного проекта «освобожденцев» дал и М. Вебер. В его трудах идеи русских конституционалистов также рассматриваются скорее как некий политический идеал, который вряд ли может реализоваться в политической практике мнимого конституционализма. Информируя Струве о переговорах с Вебером, Кистяковский отмечает его умеренную позицию: «Он настолько интересуется русским освободительным движением, что начал изучать русский язык и прочитал со словарем несколько статей из „Освобождения“. Когда я летом заехал к нему, он, между прочим, тоже возмущался безграничным радикализмом программы „Союза Освобождения“». Тем не менее Вебер сочувствовал целям русского освободительного движения и принимал даже косвенное участие в распространении журнала «Освобождение» в Германии, сообщив Кистяковскому адреса магазинов, которые могли бы заинтересоваться русскими изданиями.

Особый вопрос об отношении русской эмиграции к проекту конституции тоже отражен в переписке. Кистяковский предлагает направить экземпляр проекта в Юридический семинар Гейдельбергского университета. Его в этой связи интересует также доставка в Германию специального издания материалов по выработке русской конституции, где публикуется и проект группы членов Союза освобождения. Кистяковский активно вел переговоры с рядом немецких издательств (в том числе с Дитцем) о перспективах издания. Существенную роль играл Богдан Александрович и как посредник в передаче материалов «Освобождения» в Россию и, в частности, на Украину. В ряде писем он просит, например, прислать ему номера журнала на тонкой бумаге «для удобства транспортировки в Россию». Сообщая в другом случае о намерении редакции «Киевских откликов» осветить проблему конституционализма, он просит дополнительных материалов: «Редакция затеяла издавать тексты европейских конституций дешевыми брошюрками, теперь она решила присоединить издание брошюр по конституционным вопросам». Однако, оценивая свой вклад в разработку конституционного вопроса, он отмечает: в Германии «я буду даже полезнее для русского движения, чем живя в России». Особые надежды возлагались при этом на Гейдельберг, «ввиду читальни и русского общества». Рассмотренные документы показывают, таким образом, широкое распространение и обсуждение освобожденческого проекта конституции и в то же время достаточно осторожную, если не критическую реакцию на него со стороны западной науки. Будучи вдохновлен лучшими европейскими конституционными образцами, русский проект оказывался, по мнению критиков, слишком декларативным в отношении специфических проблем Российской империи.

Интересны идеи Кистяковского-ученого о том, что между абсолютно-монархическим и правовым государством нет непреодолимой грани, но есть момент перехода, вхождения в новое состояние. Конституционное государство после своего формального учреждения далеко не сразу становится таковым. С другой стороны, абсолютная монархия в определенный момент уже содержит новые институты. Переходное состояние может составить целую эпоху. В этих взглядах есть много общего с воззрениями Вебера и Еллинека. Они, вместе с Кистяковским, активно участвовали в анализе событий, происходивших в России (в частности, в обсуждении нового проекта российской конституции, составленного русскими либералами в канун революции и посланного Веберу и Еллинеку на рецензию через Кистяковского). В годы первой русской революции Богдан Александрович поддерживал постоянные научные контакты с М. Вебером и Г. Еллинеком, в 1906 году переехал в Москву и выступал в ряде изданий («Критическое обозрение», «Право», «Юридические записки»).

Манифест 17 октября 1905 года Кистяковский воспринял как важный шаг к конституционному государству и активно способствовал борьбе за правовое сознание интеллигенции, за повышение правовой и политической культуры, против разрушительных тенденций социалистической идеологии. Отметим, однако, что для теории конституционного права рассматриваемого периода многие вопросы выглядели не столь отчетливо, как в современном учебнике права. Например, отсутствовало единство мнений о том, является ли конституционная монархия самостоятельной формой правления или представляет собой только переходную форму при движении от абсолютизма к республике; тождественны ли понятия конституционной и парламентской монархии или они представляют собой различные типы политико-правового режима; необходима ли реализация принципа разделения властей в демократической конституции (в своей буквальной формулировке он подвергался серьезной критике как в западной, так и в русской правовой литературе за несоответствие другому основополагающему принципу – народного суверенитета).