Прочитал я Вашу статью об о. Иоанне и вспомнил Ваше письмо, когда-то, лет 10 назад, посланное Михаилу Петровичу Соловьёву, письмо, в котором Вы с полной откровенностью, как пред духовным отцом, поведали этому хорошему человеку все свои семейные тайны… Помню, он прочитал мне это письмо, чтоб посоветоваться со мною: что ему делать? И я дал ему совет – не знаю, выполнил ли он его – вернуть письмо Ваше Вам, чтобы тайны Вашей исповеди не попали кому-либо в руки из посторонних людей.
Я грешен пред Вами: мне казалось, что всё потеряно, что Вы так далеко зашли со своими умствованиями в вопросах веры, что уже не вернуть Вас к Господу Спасителю… А вот же выходит, что в Вас еще не совсем замерло чувство православной веры, чувство понимания истинной церковности: Вы сумели оценить великого старца Божия отца Иоанна. Вы не убоялись сказать открыто пред целым светом, что верите в чудеса, совершаемые силой Божией в Церкви Православной, что в ней, яко носительнице истины Христовой, и ныне есть истинные Божии избранники, чрез которых Господь изливает Свою благодать на верующих… Ведь если бы Церковь наша была еретична, если бы она была заражена богопротивными учениями… то ея служители не могли бы получать дар такой благодати: Бог лжецам не потатчик.
Радуюсь за Вас, что Вы еще не утратили способности, ставя себя лицом к лицу с Своею совестью, говорить только то, что велит эта совесть. Хочется верить, что Вы не обидитесь сими моими словами: в них, по крайней мере, нет лести… ТАКИЕ грешники недалеко от царствия Божия. Доселе Вы бродили “около стен церковных”: теперь хочется думать, что Вы заглянули и за порог церковный. Благоухание смирения Христова коснулось Вашего духовного обоняния чрез смиренную личность великого Божия служителя, и Вы вспомнили, что он не одинок, что есть и Филареты, и Серафимы в нашей Церкви…
Дорогой Василий Васильевич! От всего сердца хочется сказать Вам: довольно блужданий по распутьям лукавых смышлений человеческих: пора домой, к родной матери Церкви; она давно ждет Вас с распростертыми объятиями; Вы еще можете ей послужить пером своим, можете много загладить своих против нея прегрешений!.. Пора! Мы переживаем времена грозные, и кто знает? Может быть, скоро грядёт “ин”, о ком предрёк Христос, человек беззакония, сын погибели, превозносяйся паче всякого Бога…
Желаю Вам милости Божией.
Никон Епископ Вологодский и Тотемский».
Письмо это, с учетом личности автора, одного из самых «черносотенных» иерархов Русской церкви и к тому же гонителя монахов-имяславцев, которым сочувствовал одно время и сам Розанов, а еще больше о. Павел Флоренский, едва не претерпевший за это большие неприятности, весьма примечательно. Однако достигло ли оно цели и произошло ли действительно возвращение блудного философа, этого «гениального противника христианства», в лоно Церкви, стал ли «Савл» снова «Павлом», особенно если учесть, что примерно в это же время Розанов опубликовал книгу «Люди лунного света», которую православной никак не назовешь, и, больше того, именно она сподвигла епископа Гермогена продвигать и дальше дело об отлучения ее автора от Церкви словами: «Вот до чего может дойти человек, если дать ему свободу умствовать о том, что совершенно вне сферы его компетенции», – все это большой вопрос. Во всяком случае, письмо Розанова литератору Б. А. Грифцову от 24 апреля 1911 года, недавно опубликованное А. В. Ломоносовым в книге «В. В. Розанов: ближние и дальние», свидетельствует о том, что гордое христоборческое настроение не покидало автора «Уединенного» и в эти новые старые времена[66]
.В. В. по-прежнему имел «десять точек зрения» на один предмет, и оттого красивая схема, предложенная некоторыми современными исследователями, согласно которой духовный путь Розанова можно рассматривать, как историю христианина, в какой-то момент швырнувшего себя и свои убеждения в горнило сомнений, искушений и обольщений модернизма и вышедшего из всех испытаний еще более окрепшим в вере, – версия эта при всем ее оптимизме кажется весьма условной, приблизительной и не совсем розановской.
Сам философ в 1914 году в «Мимолетном» следующим образом описал этапы своих духовных исканий: «Славянофилом я был только в некоторые поры жизни. Во-первых, я был им в детстве (младенчестве): памятник Сусанину в Костроме, пение песенки окружающими (Рылеева):
Ненависть к полякам, которые устраивают пожары (слухи 1869–70 гг.) и чтение “Тараса Бульбы”.
В Симбирске (II и III классы) в Нижнем (IV–VIII кл.) – отчаянный нигилизм, позитивизм, матерьялизм. Ненависть к начальству, любовь к “простецкому” и народу, любовь к Некрасову, жажда озорства, “вреда аристократам” и какого-то неясного переворота. Все будет