Розанов

Я как-то горячее полюбил ее сегодня. А сколько именно Верочку я упрекал горькими внутренними упреками. Только недавно сказал:

– А знаешь, Верочка, – ты похожа на Корделию, со всеми сурова, неприветлива в дому: а я вижу по твоим взглядам мельком, как ты любишь всю семью. И маму и меня.

Только у нее, сквозь молчание, всегда была чудная нежная улыбка. У нее улыбка “как царство”, повторю ее же слова.

Теперь спит. Господь с нею.

Все это лето (разные поводы) у меня росло уважение к семье своей. Они все хорошие, и – серьезно хорошие. Ни в ком – мелочи, пустоты, праха.

Что удивительно – ни в ком самолюбия и эгоизма. Это – отчетливо. Как хорошо, что их не хвалили, а все побранивали, – и в натуре, и про себя. (21 августа среда 1914 г.)».

Позднее Надежда Васильевна писала в мемуарах, что никто в семье не удивился бы, если бы в монастырь пошла старшая дочь – Татьяна, действительно очень верующая, очень серьезная, воцерковленная. «А Вера? С ее бурей?!.. Та Вера, в черном платье “декаданс”, с короткими волосами, которая танцевала мне по ночам, читала Сологуба, Блока, Уайльда, и эта в грубых деревенских сапогах, в черной косынке, повязанной до самых бровей, в длинной рясе… Невероятно!»

«Сегодня (31 декабря) Верочка уезжает в монастырь. Благословили ее с мамой и сестрами иконой Знамения Божьей Матери. Ее берет матушка Мария – дочь К. Арсеньева (в “Вестн. Евр.”), по указанию о. Алексея в Зосимовой пустыньке. Помолитесь о ней», – писал Розанов отцу Павлу в последний день 1914 года, и если вспомнить, сколько горьких, желчных слов в адрес монашествующих автор этого письма произнес[107], то что это было – Промысел, ирония судьбы, насмешка, вразумление или урок?

Но В. В. был доволен. Или – делал вид, что доволен.

«Я Вам не писал о моей Верочке: знаете ли, что моя Верочка есть разрешение узла о монашестве. 1) Она пошла sua sponte[108]: никто не напоминал, никто не упоминал. “Не было в дому никакой мысли ни у кого”. Вдруг отпросилась, – и непременно

одна, – сходить в монастырь, верст за 16. “Вооружилась ножом для защиты невинности”. Взяла краюху хлеба, рубль денег – и пошла. Дня на 3. Как передала потом бонне, за всенощной написав “О здравии мамы болящей”, – подала вынуть частицу. Монах повертел в руках бумажку и сказал: “Вы лучше подайте завтра

за обедней”. Т. е. неопытность в церковной жизни – “будто 1-й раз видит”. Выспросила все об условиях монашеской жизни. Любви и “несчастия в ней” (Лиза Калитина) – не было».

Последняя фраза звучит довольно странно с учетом того, что Розанов сам несколькими годами ранее отцу Павлу о своей дочери и ее драме писал, но тем не менее В. В. был настроен благодушно: «До того любит монастырь, “и весь дух”, что только и бредит мыслью вернуться туда и “получить скуфейку”. И с этим – детское, милое, всегда улыбающееся счастьем лицо. Очень умна и рассудительна. Очень начитана, оч. любит Игнат. Брянчанинова “и все тамошние книги”. Для меня Верочка есть пример и образ того, “как вообще люди натурально идут в монастырь”».

И в другом письме: «У нее постоянная улыбка в лице. Видно, что она совершенно счастлива. Я очень рад. Она стала вся кроткая, богомольная, – хотя та же, “наша”… Вошла в монастырь, “как в свою перчатку”. Такая любовь к покорности “матушке”: а с родителями была груба и не обращала на них внимания. Я всему радуюсь: старый хороший русский путь… Она всякому “запрещению” радуется, как молодая мать своему “новорожденному”. Все это наблюдать – ужасная радость. Вот и подите: явно – врожденное. Никто о монастыре дома не говорил, ни одной монахини – знакомой»[109].

Впрочем, у Вериной младшей сестры был более трезвый взгляд на эту ситуацию: «Монастырь, куда поступила Вера, был строгого устава. Все сестры несли какое-нибудь послушание, которое сменялось вскоре на другое, и обычно первым послушанием была работа на скотном дворе – наиболее тяжелая. Для Веры матушка сделала исключение и благословила ее на работу в трапезной. Если принять во внимание, что, живя в семье, Вера никогда не мыла даже чайной посуды, то можно представить, как трудно ей пришлось и какой неопытной должна она была себя чувствовать среди простых деревенских девушек, привыкших всю жизнь проводить в физическом труде. Мама говорила со вздохом: “Как-то она справляется там! Ведь она не знает, куда угли в самовар-то кладут, пар от дыма не отличит”».

Достать чернил и плакать

А потом случилась Февральская революция, которую В. В. Розанов поначалу восторженно приветствовал, как приветствовал революцию девятьсот пятого года, как приветствовал, покуда они не были проиграны, Русско-японскую и Первую мировую войны.