Розанов

Важно еще и то, что Розанов о характере и происхождении болезни жены знал, как знала это и она сама, как знала и ее старшая дочь. «Я Вам не говорил, чем она больна: ее муж, – любимейший, – умер от (Карпинский по признакам) прогрессивного паралича на почве сифилиса, и она получила заражение, павшее на мозг же, и у нее произошла сухотка спинного и головного мозга!! Отсюда получилось, ранее, в 45 лет “перерождение” всех кровеносных сосудов, т. е. склероз, состарение их, и миокардит, т. е. воспалительный процесс мускульной ткани сердца, а на почве перерожденных сосудов произошел в 47 лет удар: когда закрылась проходимость некоторых кровеносных сосудов в мозгу. И это открыть через 30 лет после заражения!! Теперь уже все запоздало, и она несчастная изуродована: вся левая сторона тела полувисит, ослаблена, с потерею чувствительности и ослабленной способностью движения. Вся жизнь испорчена медицинским недосмотром. И тут, конечно, виноват муж, который должен за всем смотреть, должен бы ее сохранить. Вот мой ужас… Вот и радость денег, смысл денег, нравственность денег, а также и объяснение: почему это “учителя в Ельце Б. привел в дом Рудневых”, и вся наша история. Шурочке тогда б. 7 лет. Что бы они обе стали делать без меня, и мать, с tabes cerebro spinalis (сухотка головного и спинного мозга, от 1-го мужа, + от прогрессивного паралича), и эта Шурочка, инвалид в работе, с 30 лет, имея домик, приносивший при постояльце – Юр., при 3-х нахлебниках – “их хлеба и сами (3 женщины) прокармливаемые”.

Ужас. Ужас».

И еще один «опавший лист»:

«Моя страдалица. И опять говорила: “Я снова видела во сне Михаила Павловича. Так ясно. И он спрашивал: скоро ли ты, Варюнчик, придешь ко мне? Я жду тебя”».

Это и был первый муж Варвары Дмитриевны, в которого она была с детства влюблена, за которого вышла замуж фактически против родительского благословения и который стал причиной всех ее бед. Почему, что и как там произошло, каким человеком был на самом деле Михаил Павлович Бутягин, какой была в молодости Варвара Дмитриевна, мы не знаем и вряд ли узнаем. Младшая дочь Розановых Надежда писала: «Кажется, мама молоденькой страстно любила танцевать», что, конечно, не совсем вяжется с образом благочестивой православной юницы, которую мама забрала из гимназии за четверку по поведению, но еще меньше увлечение танцами юной девы может считаться серьезным грехом. Да и была ли эта страсть к танцам на самом деле? Розанов в «Уединенном» цитировал слова своей тещи: «Варя никогда не была веселая. Бывало, в девушках – все шумят, возятся. Она сидит где-нибудь отдельно, в уголку».

Что же касается виновника ее несчастья Михаила Бутягина, то известно о нем лишь то, что он был старше жены на двенадцать лет, работал учителем (правда, не в гимназии, а в церковно-приходской школе), и, возможно, его болезнь была трагической случайностью. А может быть, опасения родных Варвары Дмитриевны относительно выбора дочери возникли не на пустом месте и родители хотели уберечь «хорошую девочку» от взрослого «хулигана». Но она их все равно ослушалась, и Розанова это восхищало.

«“Верность” В-ри замечательна, – писал он в «Смертном»: – ее не могли поколебать ни родители, ни епископ Ионафан (Ярославль), когда ей было 14 лет и она полюбила Мих. Павл. Бутягина, которому была верна и по смерти, бродя на могилу его (на Чернослободском кладбище, Елец)… И опять – я влюбился в эту любовь ее и в память к человеку, очень несчастному (болезнь, слепота), и с которым (бедность и болезнь) очень страдала.

Ее рассказ “о их прошлом”, когда мы гуляли ввечеру около Введенской церкви, в Ельце, – тоже решил мою “судьбу”.

Моя В-ря одна в мире».

Все это так, но справедливости ради, архиепископ Ионафан (в миру Иван Наумович Руднев), родной и очень заботливый дядя Варвары Дмитриевны[62]

, впоследствии действительно корил свою племянницу в одном из писем за то, что «жизнь ее прошлая и настоящая была нехороша». А самому В. В. писал в январе 1899 года в том же духе: «Прошедшее у вас и Вари было нехорошо. Если первая ваша жена жива: то вам трудно достигнуть счастья и благополучия…»

Вы – гениальны!

Михаил Пришвин, которого Розанов некогда изгнал из Елецкой гимназии и с которым неожиданно для себя встретился на одном из заседаний Религиозно-философского общества в Петербурге, написал в своем великом Дневнике о том, что счастье – это измерение жизни в ширину, несчастье – в глубину.