Ртуть

– Вы хотите знать, что такое его нынешние занятия тяготением – смена темы или просто новая точка зрения, новый способ взглянуть на ту же самую Тему.

– Вот теперь вы говорите как Лейбниц, – проворчал Роджер.

– И не случайно, ибо Лейбниц и Ньютон работают над одной и той же задачей по меньшей мере с семьдесят седьмого. Над задачей, которую не смог разрешить Декарт. Она сводится к следующему: можно ли объяснить соударение бильярдных шаров с помощью геометрии и арифметики, либо надо удалиться от чистой мысли в области эмпирики и метафизики?

– Довольно! – сказал Роджер. – У меня эмпирически раскалывается голова. Не желаю слушать про метафизику.

Слова его звучали отчасти искренне, однако взгляд был обращён на кого-то за спиной у Даниеля. Даниель обернулся и увидел, что прямо перед ним стоит…

– Мистер Гук! – сказал Роджер.

– Милорд.

– Вы, сэр, учили Даниеля делать термометры!

– Да, милорд.

– Я сейчас говорил, что хотел бы отправить его в Кембридж – замерить температуру в городе.

– На мой взгляд, вся страна перегрета, – мрачно заметил Гук, – в особенности восточный лимб.

– Я слышал, жар распространяется на запад.

– Вот повод, – сказал маркиз Равенскарский, засовывая стопку бумаг Даниелю в правый карман, – а вот чтение в дорогу, только что из Лейпцига, – засовывая в левый что-то потяжелее. – Доброй ночи, коллеги!

– Давайте прогуляемся по улицам Лондона, – сказал Гук. Ему не было нужды добавлять: «Бо́льшую часть которых я заложил лично».

– Равенскар ненавидел своего родича Комстока, разорил его, купил и снёс его дом, – Гук говорил так, словно загнан в угол и вынужден это признать, – и всё равно у него учился! Почему Джон Комсток поддержал Королевское общество на первых порах? Потому что интересовался натурфилософией? Возможно. Потому что его уговорил Уилкинс? Отчасти. Однако вы не могли не заметить, что многие наши эксперименты той поры…

– Были связаны с порохом. Разумеется.

– У Роджера Комстока нет пороховых заводов. И всё же не обольщайтесь – его интерес к нашему Обществу не менее практичен. Сейчас французы и паписты правят страной – правят ли они Ньютоном?

Даниель промолчал. Гук много лет цапался с Исааком по поводу тяготения, однако после визита Галлея тот вознёсся на недосягаемую для Гука высоту.

– Ясно, – сказал наконец Даниель. – Что ж, мне так и так отправляться на север в роли пуританского Моисея.

– В таком случае стоит заглянуть в Кембридж, дабы…

– …Очистить имя Ньютона от гнусной клеветы, которой марают его завистники, – закончил Даниель.

– Я хотел сказать: дабы отвратить его от иноземных сподвижников обречённого короля, – сказал Гук. – Доброй ночи, Даниель. – И он, волоча ноги, исчез в сернистом тумане.

«На мой взгляд, вся страна перегрета… в особенности восточный лимб». Гук может бросаться обвинениями, но не словами. У людей, которые глядят в телескоп, слово «лимб» означает освещённый край видимого небесного тела, например лунного серпа. Собираясь на северо-восток утром следующего дня, Даниель сверился с картой Эссекса, Суффолка и Норфолка и обнаружил, что они образуют выпирающий в Северное море лимб, ограниченный Темзой с юга и заливом Уош с севера. Яркий свет, зажжённый над Гаагой, преодолев сотни морских миль, озарил бы всё побережье, и оно бы засияло, как лунный серп – алхимический знак серебра. Луна – двойник Солнца, чей элемент – золото. И поскольку Король-Солнце изливает на Англию поток золота, существование серебряного полумесяца к северу от Лондона исполнено глубокого смысла. Роджер терпеть не может алхимических суеверий, но в политике он дока.

Даниель неплохо знал эти края. Северное море запустило в побережье Суффолка длинные-предлинные рукава солоноватой воды; если на рассвете повернуться к востоку, то покажется, что вся местность лучится реками света. Вдоль берега тут не проехать; дорога идёт милях в десяти-двадцати от моря, более или менее прямо из Челмсфорда в Колчестер и далее до Ипсвича, и всё, что справа от неё, безнадёжно с точки зрения короля или любого другого потенциального владельца: болота, разрезанные затопленными устьями рек, равно непреодолимые верхом и на лодке. Сюда легче попасть из Голландии, нежели из Лондона. Оставаться здесь неплохо, оставаться где-нибудь подальше отсюда – ещё лучше, но вот двигаться – врагу не пожелаешь. В сопротивляющейся среде тело перемещается лишь под воздействием некой значительной силы. В этой прибрежной полосе могли двигаться только контрабандисты, которых тянула нажива и подталкивал страх перед законом. Они везли в Голландию английское сырье и доставляли из Голландии товары. Даниель, как и его братья Стерлинг, Оливер и Релей, в юные лета провёл здесь немало времени, разгружая и загружая плоскодонные голландские судёнышки, укрытые за плакучими ивами по тёмным протокам.