Вправо-влево. Вправо-влево. Я следила за её руками, драющими стол, и пыталась сосредоточиться, опустившись обратно на скамью. Голова разболелась, как от хмеля, и лишь спокойное лицо Соляриса, давящегося своим несчастным супом, заставило меня взять себя в руки. Раз он не паникует, то и я не должна. Но ведь…
– Как такое может быть? – спросила я, когда залпом опрокинула свою пиалу, а затем ещё одну, поднесённую Хагалаз, и наконец-то вернула себе дар речи. – Боги ведь бессмертны…
– Скажи, дракон. – Хагалаз обратила взор белых глаз на притихшего Сола. – Ваш род ведь засыпает, когда стареет, так? То жизнь или смерть?
Сол оторвался от своей похлёбки – я неожиданно заметила, что миска всё-таки опустела на треть, – и задумчиво постучал ониксовыми когтями по ложке.
– Ни то и ни другое. Это окаменение. У него нет иных имён, и сравнивать с жизнью или смертью неверно, но… В понимании людей это, пожалуй, больше смерть, чем жизнь.
Хагалаз довольно кивнула и снова повернулась ко мне, стоя к фарфоровому очагу спиной. Искристое свечение, расходящееся от пламени, обрамляло её силуэт, как вторая одежда.
– Есть вещи похуже смерти и получше жизни, принцесса. Боги не умирают в привычном понимании этих слов, но жить всё равно могут перестать. То другие состояния, в коих и измеряется истинная вечность. Людям этого не понять. Потому и зови то, что случилось с Кроличьей Невестой, смертью – не прогадаешь. Ибо плохо всё, очень плохо… Это не из-за моего сейда случилось, нет-нет-нет. Это из-за Старшего Сенджу. Сколько ни учила его, всё равно дракон есть дракон, тьфу! Что, говоришь, напутствовал тебе там птичий мальчик?
– Встретиться с ним на Кристальном пике, – прошептала я, растерянная.
Хагалаз всплеснула руками так, что чуть не перевернула прялку, стоящую под окном. На той висел пятнистый, будто шкура какого-то животного, недотканный плащ. Нити пушистого куделя, тянущиеся вокруг колеса, запутались в спицах, как нити наших с Солом судеб. Хагалаз задела их пальцами, перебрала, и в дымоходе волком завыл пробуждённый ветер.
– Так почему ты всё ещё не там? Чего у меня расселась?
– Я не знаю, где он.
– Так уж и не знаешь?
– Не знаю…
– Где твоя мать с птичьим принцем повстречалась? – спросила Хагалаз вдруг. – Где упала с лошади, а очутилась в сиде? Где, легенды гласят, мир наш истончается, рвётся, образуя дыры, как колодцы? Этого ты тоже не знаешь, а, принцесса?
Правда кольнула изнутри, как и то, что Хагалаз по-прежнему звала меня принцессой, не ведая об участи моего отца, а потому вгоняя меня в ностальгию по прошлому и тоску. Хагалаз же взялась за железную булавку и принялась вертеть в руках, поддевая и распутывая нити куделя. Решив не испытывать её терпения, я медленно развернула ту из карт, что изображала Дану, и придавила её края пустыми посудами, чтоб она не свернулась на столе. Хагалаз, не отрываясь от прялки, перегнулась через стол.
– Всё ты знаешь, принцесса, – ощерилась она, оказавшись ко мне так близко, что я невольно вдохнула её горький земляной запах. В груди заныло, будто вместе с ним я вдохнула в себя сейд. – В Надлунный мир тебе нужно, вот куда. Там Кристальный пик.
– А в Надлунный мир можно попасть через Дану, – прошептала я.
– Через Дану, – подтвердила Хагалаз кивком. – Он стоит на границе трёх миров: человеческого, драконьего и божественного. Недаром Дейрдре изначально собиралась обосноваться там, пока её не опередили. Выходов из сида во всём Круге полным-полно, а вот вход лишь один. Открывается во время Эсбатов. Некоторые случайно его находят, о чём потом жалеют до скончания дней, а уж если специально искать… Ума здесь большого не нужно – только упрямство.
Ещё показывая Тесее карту Круга, я вспоминала, сколь разные сказки любили дети из разных туатов. Так, в Керидвене народную любовь заслужила сказка о посохе Вечных Зим, который якобы до сих пор лежит где-то в пещерах, поломанный, и ждёт, когда его отыщут да починят. В Немайне же часто рассказывали о дочери Медвежьего Стража, воительнице и матери всех берсерков, а в Дейрдре – о любви одинокой полукровки, помолвленной с духом ветра, и о принцессе, которую сторожит свирепый дракон. А вот в Дану всегда обожали сказки про колодец, ведущий в Надлунный мир, упав в который можно было нахвататься как несчастий, так и несметных богатств.