Отец говорил, что в потомках Дейрдре течёт кровь сидов, и потому мир не заслуживает ни одной её капли. Он сурово наказывал всех, кто допускал малейшие царапины на моей коже, не говоря уже о чём-то большем. Так, моя первая весталка оказалась на улице в месяц воя лишь за то, что поранила меня ножницами, когда стригла; ребёнок кого-то из слуг, которого я уговорила поиграть со мной в салки, получил десять ударов плетью, когда я споткнулась на лестнице и упала; и даже Маттиола однажды осталась на сутки без воды и хлеба за то, что не отговорила меня лезть на злополучную яблоню, о чей ствол я ободрала локти. После этого мне прочитали с десяток нотаций, мол, я слишком хрупкая из-за сахарной болезни, хилая и нежная, как весенний цветок, чтобы предаваться подобным забавам. Лишь когда я доказала отцу, что цветы не могут летать на драконах, а я – могу, он ослабил тиски своей заботы и перестал беречь меня так, как не смог сберечь маму.
Возможно, именно поэтому я до сих пор чувствовала себя так странно, когда брала в руки меч. Будто нарушала древний запрет, занималась чем-то постыдным и непристойным, не позволяя себе быть слабой, а защищаясь сама. От этого каждый раз сердце стучало у меня в ушах, на лице растягивалась ребяческая улыбка, и приходилось прикладывать двойные усилия, чтобы не дать дыханию сбиться. Я больше не испытывала ужаса, глядя, как стекает моя кровь на дейрдреанскую землю, и не спешила забинтовывать синяки, чтобы скрыть их от взгляда караулящих поле хускарлов. Пережив смерть, путешествие в сид, встречу с вечно голодным зверем, я больше не имела права называться хрупкой. Отныне моя кровь принадлежала лишь мне одной, и я могла делать с ней всё, что пожелаю, даже проливать.
– Наручи, – напомнил Солярис, когда хвост его, усеянный костяными гребнями, рассёк воздух в нескольких дюймах от моего лица. – Зачем ты носишь наручи, если не используешь их? По комплекции ты меньше любого воина, так компенсируй силу скоростью и ловкостью, коль не ищешь смерти. Вот сейчас. Давай, попробуй!
Я стёрла пот со лба, сделала ровно два шага вперёд и выбросила перед собой обоюдоострый меч с навершием из пяти лепестков и узорами черни, но всё равно не смогла даже приблизиться к Солу, настолько быстро он уходил с линии атаки. Тогда я сделала так, как он велел: резко развернулась на пятках, ударила наручем по колену, заставляя вставки-опалы щёлкнуть, и взмахнула рукой.
Чирк!
Кожа Соляриса, рассечённая на плече, срослась раньше, чем я успела поверить, что у меня получилось. Не дав мне толком возрадоваться победе, Сол тут же замахнулся в ответ, и когти его столкнулись с костями на моей полупрозрачной ладони, которой я закрылась вместо щита. Мысль, что я могу защищаться ею в бою, пришла мне недавно, после встречи с волчицей Госпожи. Раздался ужасающий скрежет, и даже Солярис скривился от этого звука.
– Тебе не больно? – спросил Сол, и хотя голос его звучал обыденно-вежливо, в ломаной линии губ читалось откровенное беспокойство. Вопреки правилам боя, которые он сам же и установил, Сол подошёл ко мне вплотную и перехватил за левую руку в области запястья, где и попытался рассечь её драконьими когтями. Однако в память об этих когтях не осталось ни единого следа: спустя несколько месяцев после снятия гелиоса кожа окончательно затвердела, превратившись в камень. То действительно больше была не плоть и даже не кости, а нечто противоестественное, жуткое… Но полезное.
– Так, значит, Акивилла хотела проверить меня? А если бы я растерялась и просто продолжила пялиться на тебя в ошейнике, то она бы что, приказала всем расходиться по домам?
Солярис выпустил мою руку, осознав, что я снова сделала это – нарушила обещание не отвлекаться, – цокнул языком и отступил назад, возвращая между нами дистанцию.
– Сосредоточься, Рубин, – повторил он устало, но я просто не могла выбросить из головы тот пир, поэтому продолжала выпытывать у него:
– А вдруг я бы знала язык драконов и подыграла тебе, чтобы провести Акивиллу? Мы ведь оба могли обмануть её…
– Не могли. – Солярис раздражённо вильнул хвостом, которым тоже парировал мои атаки, и чешуя, покрывающая его руки под закатанными рукавами рубашки, ощетинилась. – Ни одному человеку не под силу выучить драконий.
– Почему это? – оскорбилась я. – Я ведь понимаю, что вы говорите в первородном обличье…