Рубиновый лес. Дилогия

– То, что она «хорошая королева», не гарантирует нам, что она сдержит свои обещания и не поступит как её отец. К тому же нет ни одного доказательства того, что королева Рубин и впрямь умирала, кроме сплетен, которые принесли в Сердце мои импульсивные детёныши, – парировал Борей резко. – Люди, как известно, не возвращаются к жизни. Скорее всего, то лишь очередная красивая легенда об очередном человеческом правителе, пытающемся произвести на нас впечатление.

– Вы можете подвергать сомнениям слова нашей королевы, но не её подвиг! – воскликнул Мидир, и я немо обрадовалась, что повелела хускарлам не брать с собой оружие, иначе, увидев своего командующего в такой ярости, они бы тут же схватились за него. – Королева Рубин принесла себя в жертву именно из-за вашего высокомерия! Её пронзили прямо в грудь на крыше этого замка, на глазах у десяти хускарлов и вашего треклятого Сенджу! Она двенадцать дней пребывала на грани жизни и смерти, месяц носила повязки и теперь носит глубокие шрамы. А вы…

– Всё в порядке, Мидир, – сказала я мягко, приложив руку к его наплечному доспеху. Даже тот был тёплым на ощупь, впитав в себя не то злость Мидира, не то драконий жар вокруг. – Раз уж зашла речь, мне несложно показать им.

Я действительно была готова к этому – готова доказывать чистоту своих помыслов столько раз, сколько потребуется, чтобы наконец-то заслужить уважение; готова нарушить заветы покойного отца, сокрушить людские устои и изменить ход истории ради того, чтобы моим потомкам никогда не пришлось делать того же. И открыть миру своё сердце, даже буквально, – не такое уж смелое деяние после всех прошлых.

Охваченная волной удушливого отчаяния, граничащего с гневом от беспочвенных обвинений, я дёрнула фибулы своего платья, скрепляющие вырез под горлом и декольте. Они не предназначались для того, чтобы расстёгивать их, и потому мне пришлось приложить силу, чтобы оторвать иглы от ткани и заставить ту разойтись, обнажить сначала мою шею, а затем верх груди, где её пересекал безобразный рубец от драконьих когтей.

– Рубин, не надо.

Ладонь подошедшего Соляриса легла мне на грудь, закрывая распахнутый вырез платья и скрепляя фибулы обратно. Меня будто осветило тёплое весеннее солнце, хоть за окном то уже зашло, – таким был взгляд Соляриса, несмотря на то, как плотно сжимались его губы и зубы.

– Королева Рубин не обязана ничего вам доказывать. Это я должен. Ведь это я убил её.

– Солярис…

Он не стал слушать меня. Мягко отодвинул себе за спину рукой и сам подступился к краю платформы, к сородичам, глядящим на него с чуть бо`льшим доверием, чем на меня, но всё так же насторожённо и растерянно.

– Как ваш сородич, я ручаюсь за то, что королева Рубин не лжёт и всегда сдерживает своё слово.

– Конечно, ручаеш-шься, как же ещ-щё? Она ведь твоя ш-ширен, – перебила его двухвостая драконица, указав на меня неестественно длинной рукой. – Тебе нет ещё и ста, ты совсем детёныш-ш. Детёныш-ш должен повзрослеть, прежде чем выбирать себе ш-ширен, но я не буду отрицать зрелость твоей души. Твоё право на королеву Рубин свято. Она часть гнезда, но она не сородич. Любовь драконов не то же самое, что любовь людей. Знай, Солярис, в Рок Солнца рождённый: твоя ш-ширен может любить тебя лишь потому, что у тебя есть чешуя.

– Может, – кивнул Солярис. – Но я знаю, что это не так.

– Фашари, – прошипела драконица, и глаза Соляриса распахнулись шире. – Фашари ине раш.

Она сказала что-то ещё на драконьем, но Сол ответил ей на людском:

– Вы видите шрам на моей шее, почтенная Акивилла? – И он немного отклонил назад голову, подставляя взгляду двухвостой драконице неровную линию шириной с палец, опоясывающую её. Шероховатая, бугристая и светло-розовая, она напоминала мне о днях, когда я была абсолютно беспомощна в силу возраста и положения. Даже сейчас я не выносила её вида и отвела глаза, преисполненная сожалением. – Драконы никогда не рассказывают, откуда эти шрамы, потому что они – свидетельство страшного унижения, пережитого ими. На шеях некоторых присутствующих здесь есть такие же. Например, у Мераксель под шалью. Всё это шрамы от ошейников из чёрного серебра, который куют для драконов вёльвы на пару с оружейниками. Для меня же ошейник изготовил сам король Оникс, дабы я не мог обращаться, когда сам того хочу. Я носил его несколько лет…

– Какой кошмар! – послышалось из зала.

– И после этого ты хочешь, чтобы мы помогали дочери тирана?!

– Лучше бы не рассказывал…

Но Сол упрямо продолжил, не сбиваясь:

– Рубин только исполнилось пять, когда она сняла его с меня. Даже по нашим меркам дракон в этом возрасте считается михе – детёныш среди детёнышей. Однако уже тогда Рубин была доброй, храброй и упорной. С тех пор я носил ошейник из чёрного серебра лишь дважды, снова по вине короля Оникса, и каждый раз Рубин снова снимала его с меня. Поэтому только ради неё я и готов надеть его ещё раз. Вот настолько я верю ей.

– Что?