В это утро, лишённое сытного завтрака с парным молоком и сладкой дрёмы в постели, мне подумалось, что именно с тронного зала должен начаться мой военный поход. Он стал отправной точкой, местом встречи и сбора. Правда, Ллеу не был приглашён.
– Драгоценная госпожа, – снова позвал меня он тем не менее и прошёл через зал между колоннами. Его поступь в кожаных башмаках была мягкой, как у кошки, и ничего бы не выдало его присутствия, не заговори он со мной первым: – Ах, госпожа… До чего же искусная работа!
Я растерянно проследила за его взглядом, полным мальчишеского обожания, и опустила голову вниз. Несмотря на то что Гвидион обзывал Ллеу чванливым гордецом, он вовсе не был заложником своего высокомерия, как многие советники и сейдманы до него. Ллеу умел признавать и свои ошибки, и чужое превосходство, особенно когда это превосходство демонстрировал его собственный младший брат.
Броня из перламутровой чешуи, будто скреплённая из морских раковин, сидела так близко к коже, что буквально срасталась с нею. Чешуйка к чешуйке, она облегала всё тело от шеи до лодыжек, но, в отличие от кожи настоящей, была твёрдой и абсолютно неэластичной, из-за чего в районе груди пережимала так, что слишком глубокий вздох вызывал под рёбрами ноющую боль. В отличие от брони Соляриса, где не было ни единого крепления и застёжки, моя броня имела свыше четырёх десятков таких. Там, где сплавить пласты не удалось даже при помощи солнечного огня, Гектор соединил их аграфами[48]
из белого золота. Ему пришлось самому застёгивать их, ибо надеть эту броню в одиночку было попросту невозможно, как и снять. На это у нас ушло порядка часа.Зато я никогда не забуду то благоговение, которое испытала, явившись в кузницу после звучания горна и увидев броню воочию на одном из манекенов. Не менее запоминающимся было и облегчение, когда она мне подошла. Гектор не ошибся с мерками ни на дюйм, вдобавок управился точно в срок, как было обещано, и явил миру ещё один венец кузнечного искусства. Когда я уходила, на его руках насчитывалось по меньшей мере с дюжину бинтов, прячущих мокрые волдыри от огнедержцев, лопнувших во время работы, и порезы от слишком твёрдых пластов чешуи, от которых даже отскакивал молоток.
– Уверен, когда керидвенцы узрят вас, они решат, что к ним сошло пятое божество. Я бы записал вас в летописях как Рубин Светозарную, – улыбнулся Ллеу, как всегда гораздый на лесть, и я вздохнула, покосившись на своё отражение в зеркальных колоннах. На прямом свету броня сияла до того ярко, что превращало меня в размытое лучистое пятно.
– Благодарю, Ллеу. А почему ты сам так одет?
Он по-прежнему любовался моим одеянием, сложив ладони под подбородком и согнувшись пополам, чтобы рассмотреть сплавленные чешуйки поближе. Оттого, кажется, Ллеу совсем позабыл, что нагрянул ко мне накануне сражения с определённой целью. Цель эта стала очевидна мне сразу же, как я рассмотрела его в ответ. Знакомое парадное одеяние из светлой телячьей кожи и замши, которое совсем не годилось для того кровавого сейда, основанного на жертвоприношениях, который он практиковал… Теперь к нему прибавились части доспеха: серебряные пластины с искусной резьбой, в которой я сразу узнала руку Гектора, полукруглая вставка на груди, похожая на умбон[49]
щита, и связка клинков вокруг талии вместо пояса. Среди них были не только ритуальные– Позвольте мне полететь с вами, драгоценная госпожа. Обещаю, я буду полезен.
Ллеу не был воином. Несмотря на то что отец его служил при Ониксе хускарлом, он пал слишком рано, чтобы передать своему сыну хоть что-то помимо имени. Ллеу был таким же худым и обделённым физически, как я. Невысокий, изящный, почти женственный по фигуре и лицу. Вся внешность Ллеу располагала исключительно к тому, чтобы, даже враждуя с ним, максимум плести интриги, а не драться. Даже Мидир однажды сказал, что хватка у того слабая, точно у его младшей дочери, – и вряд ли соврал.
– Вы знаете, что ждёт нас в Керидвене, госпожа, – сказал Ллеу, и серо-зелёные глаза его потемнели. – Вы знаете, что я вам нужен.