Рубиновый лес. Дилогия

– Маттиола. – Я обошла жертвенник по кругу и остановилась рядом с мастерским столом, на котором она раскладывала мешочки с сухоцветами и минералами. Те предназначались для божественных алтарей, но Ллеу хранил их нетронутыми, предпочитая вместо этого животные кости. – Ты ведь знаешь, что не обязана становиться вёльвой лишь потому, что так твой брат сказал, правда?

– Знаю, – ответила Маттиола, не поднимая головы.

– Ты сама хочешь этого, Матти?

Она не ответила. Пальцы её, потемневшие от растворов и грязи, крепко сжали один из мешочков. В том перекатывались обточенные морские камешки – точь-в-точь такие же, какие мы собирали на берегу Изумрудного моря в детстве, когда наступали отливы. Иногда Маттиола относила их братьям – не для ритуалов и ковки, а в дар, как талисманы. Однажды среди них нам попались бирюзовые самоцветы, похожие на лазурит. Прямо как те, которые Матти высыпала себе на ладонь, когда потянула шнурок и развязала мешочек.

– Ох, Ллеу, – вздохнула она. Да, это те самые самоцветы и были.

Впервые за месяц она не заплакала. Глаза её больше не выглядели красными и стеклянными, как в первые дни после известия, пришедшего вместе с разлагающимся телом издалека. Губы не подрагивали, не сжимались, проглатывая крики и плач. Вчера, прежде чем наконец-то вернуться в кузницу, Гектор сказал мне, что Маттиола наконец-то начала оправляться от горя – и, судя по всему, не ошибся. Какие-то самоцветы из прошлого больше не могли ранить её, покуда она каждое утро видела своего мёртвого близнеца, умываясь напротив зеркала. Я не могла представить, насколько это, должно быть, больно. Зато могла дать ей выбор, ларец с сокровищами, что обеспечат ей безбедную старость, и попросить дракона, нежно в неё влюблённого, унести её вместе с младшим братом далеко-далеко, где им обоим станет лучше.

Матти спрятала самоцветы обратно в мешочек, туго затянула его и посмотрела на меня с улыбкой такой вымученной, что я едва не отвела глаза, не в силах на неё смотреть.

– Знаешь, чего я хочу на самом деле? – спросила она вдруг дразнящим тоном. – Хочу узнать, сделала ли ты то самое, зачем ходила в лес вместе с Солярисом.

– Ты про то, собрала ли я чернику?

– Ага. – Улыбка Матти стала чуть более весёлой и искренней. – И драконьи ягодки. Ну что, я была права? Большие ли они?

– Матти!

Она засмеялась, но скрипуче, неестественно, пока убирала все мешочки на место и наверняка придумывала очередную неподобающую шутку.

А затем вдруг покачнулась.

– Матти! – воскликнула я снова.

Я подалась к ней, успела придержать за локоть прежде, чем она смахнула бы на пол добрую половину мешочков, а затем упала бы сама. Щёки её полыхнули, как в паучьей лихорадке, будто вся кровь разом прилила к лицу. На ощупь же кожа оставалась прохладной, как обычно: я приложила ко лбу Матти ладонь сразу же, как усадила её на жертвенный стол, лишь бы она не упала.

– Белены, видать, надышалась, – пробормотала Матти, когда наконец-то вернула власть над собственным телом, сделала несколько глотков свежей воды из поданного мной кувшина и выпрямилась. – Плохо сплю по ночам. Не верится, что уже завтра дом покину… Как на сундуки гляну, сердце от ужаса щемит.

– Боишься, Вельгар платья твои не дотащит? – отшутилась я, всё ещё держа Матти за плечо: не дай боги попробует встать и снова на пол осядет. – Глупая, не переживай ты о полёте! Вельгар будет останавливаться по первому твоему слову. Посмотришь Круг, побываешь в городах, где не бывала даже твоя госпожа. Только в Немайн не залетайте, ладно? Там неспокойно сейчас, буянов много. Лучше попроси Вельгара остановиться на ночлег в Золотой Пустоши – каньоне, где море раньше было. А в Сердце его матушка тебя встретит как родную. И Гектору прок: ремеслу драконьему обучится, ещё умнее вещицы делать сможет…

– Ты так о Гекторе говоришь, что теперь я сомневаюсь, надо ли брать его с собой. Вообще-то путешествие задумывалось ему в наказание, а не в подарок, – мрачно напомнила Матти и мягко отвела меня рукой, вставая. Поступь её снова окрепла, лицо сравнялось в цвете, и Маттиола без всяких признаков недомогания снова взялась за метёлку. Но кадку с травяным настоем всё же отодвинула ногой. – Слушай, раз мы заговорили о драконьих ягодах…

– Матти, не начинай, – простонала я, ничуть не сомневаясь, что теперь у меня лицо горит, точь-в-точь как у неё пару минут тому назад.

Сметая со столов всякий сор вместе с пауками, не успевшими спастись бегством, Маттиола всё-таки спросила из-за плеча:

– Ты ведь тоже слышала историю, как женщина от драконьего мужа зачинает, но не дитя у неё растёт в утробе, а яйцо? И как оно потом разрывает её на части, когда не может выхода найти. Правда это? Сильтан рассказывал…

– Всё, что тебе говорит Сильтан, запиши на деревянной дощечке и брось её в камин. Вот что от этой дощечки останется – ровно столько же в словах Сильтана правды, – закатила глаза я и содрогнулась, вспомнив, как он поведал мне ту же самую байку прямо за трапезным столом в Сердце. Возможно, отправлять туда Маттиолу было не такой уж хорошей идеей.